Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обмениваясь с Николаем Васильевичем мнением в отношении Штроугала, я понял, что Огарков не мог однозначно оценить эту фигуру. Он прямо говорил, что нам нельзя шаблонно со своими мерками влезать в какую-либо страну, а тем более в Венгрию. Революционные преобразования в Венгрии, которые имели место после Второй мировой войны, коснулись только крупного капитала. Национализированы были только банки, промышленность, железнодорожный, автомобильный, воздушный и водный транспорт (кроме частных такси), частично сельское хозяйство и внешняя торговля. Поэтому частный сектор существует, и они его не трогают. Только одни считают, что этот сектор надо ограничивать существующими рамками, а другие хотели бы максимально расширить этим рамки, то есть вернуться к капитализму в широком общегосударственном плане. «И неспроста, – заметил Огарков, – венгры включили в нашу программу посещение объектов частной собственности. Это сделано для того, чтобы мы восприняли их жизнь такой, как она есть». С приходом Штроугала беседа приобрела более динамичный характер. Гречко, умеренно «подавливая» на Кадара и Штроугала, вынуждал их согласиться с тем, что расширять частный сектор собственности нельзя. В свою очередь Штроугал просил, чтобы Советский Союз шире представил свой рынок для венгерской продукции, особенно машиностроения, химической, нефтехимической, фармакологической промышленности. Отдельно ходатайствовал за сельское хозяйство. – У нас экспортируется около 30 процентов сельскохозяйственной продукции, что составляет большую долю в наполнении бюджета страны. Около половины нашего экспорта идет на рынок Советского Союза. Однако, хотя у нас и есть соглашения на этот счет, вы часто не готовы принять нашу продукцию. Наконец, чтобы как-то прикрыть свои «дыры» и тем самым снять недовольство общества нашим строем, нам нужны кредиты, – говорил Штроугал. Приблизительно часа через полтора Штроугал вынужден был откланяться, так как у него было назначено заседание правительства. Однако, уходя, он выразил надежду, что ему «еще представится возможность поговорить с Маршалом Советского Союза Гречко». Мы посидели у Кадара еще минут тридцать, потом начали благодарить его за встречу и прощаться. Уже перед выходом из кабинета Андрей Антонович говорит Кадару: – Янош, ты не переживай. Знай, что мы никогда не дадим Венгрию и тебя лично в обиду. Никому не нужно повторение 1956 года. Прошло столько лет с тех пор, как были сказаны эти слова, однако в моей памяти они звучат так, будто это было только вчера. Но как все преобразилось за эти годы! Ленин говорил: «В революцию играть нельзя». Очень верно сказано. Но верно и другое – нельзя ее навязывать насильно или заставлять общество принимать то, к чему оно не готово или что противоречит его интересам и сложившемуся укладу. После визита к руководству Венгрии у нас все шло по протоколу, то есть наша программа была наполнена военными мероприятиями. Кстати, кроме ранее перечисленного, было также посещение воинских частей, строевой смотр одного мотострелкового полка и прохождение его торжественным маршем. Это действительно выглядело очень торжественно и по-военному красиво. Венгры любят это и умеют делать и показывать со вкусом. Сопровождавший постоянно нашу делегацию министр обороны Венгерской Народной Республики генерал армии Лайош Цинеге не скрывал своей гордости за подчиненные ему войска.
В субботу мы вылетали в Москву, а накануне, то есть в последний день нашего пребывания в Венгрии, А.А. Гречко наедине встречался с Кадаром и Штроугалом, а также отдельно с министром обороны ВНР генералом Цинеге. Остальные же члены делегации побывали у двух фермеров и в одной частной городской булочной.
Буквально в десяти километрах от Будапешта есть деревушка, где живут фермеры, которые производят мясо, в основном свинину. Все, с кем мы встречались, приветливо здоровались, кланялись, старались подойти, заговорить. Дело в другом – у крестьянина-фермера, всей его семьи все расписано по минутам, на все дни недели, в том числе и на воскресенье. Правда, в воскресенье непосредственно в хозяйстве мероприятий меньше – нет забоя, обработки туш, копчения, заготовки полуфабрикатов – фарша, отбивных и т. д. Но зато в этот день половина семьи уезжает в город на рынок торговать. Кроме того, здесь существует поверье, будто раскрывать свои секреты ведения хозяйства посторонним не надо – не повезет. И лишь крайне уверенные в себе могут согласиться на такую встречу. Кстати, такие достигают другой цели – хорошей рекламы своей продукции.
Оба хозяйства, которые мы посмотрели, располагаются под одной крышей. Большой, длинный одноэтажный дом: лицевая сторона – 10 метров и 16 метров в глубину во двор. Здание разделено вдоль на две равные части. В каждой по пять комнат: большая гостиная, большая кухня-столовая и три маленькие спальни. К тыльному торцу дома, тоже из кирпича, сделана производственная пристройка, куда можно попасть прямо из дома или со двора. В этой пристройке у каждого хозяина по 60–70 крупных свиней, которых они забивают по особому графику. Убойный пункт и место разделки туш и приготовления мяса к продаже (так сказать, цеха) находятся между жилым домом и свинарником. Все – общего пользования. Но непосредственно за свинарниками, точнее, за животными ухаживают раздельно две семьи. Так же, как и за птицей. Куры, гуси, индюшки разместились в больших клетках-вольерах. Молочных поросят фермеры сортируют: крупных оставляют себе, а что помельче – продают живыми или забивают и сдают в рестораны, с которыми у них есть договора. При усадьбе 0,8 га отведено под огород,