комплексы, Ленинские комнаты, казармы, столовые, санатории и вообще различные общественные места. Эти мастера были гордостью края. У них были простенькие мастерские, где, как правило, трудились семьями. Поэтому ни у кого не возникало и мысли о ликвидации этого вида собственности. Благо первые секретари обкомов партий все это правильно понимали и даже приветствовали их существование и деятельность. А что касается В. Добрика (Львов) и В. Дикусорова (Черновцы), то они даже стимулировали процветание ремесел. И конечно, правильно делали. Хотя иногда «законники» из прокуратуры портили отдельным людям жизнь. А иногда и большим коллективам.

Например, подо Львовом у одного колхоза была большая птицеферма, где производилась разделка куриных тушек, включая и отделение потрошков (печень, сердце, шейка и т. д.). Последние измельчались вместе с пером, в эту массу добавлялось зерно или отруби, и все это шло на корм для птицы. Но колхоз решил потрошки на корм не пускать, а обрабатывать их, варить и консервировать. Эффект получился прекрасный. Стеклянные пол-литровые баночки с застывшими в желеобразной массе-соусе (типа холодца) потрошками по крайне дешевой цене шли нарасхват. Чем дальше – тем больше спрос. А какое облегчение для хозяйки! Это готовое и первое, и второе, да и просто закуска. В тех магазинах, где колхоз реализовывал продукцию, покупатели первым делом спрашивали: «Потрошки есть?» И вдруг на колхоз обрушилась прокуратура. Вместо того чтобы заставить правление привести все в существующие нормы и дать производству потрошков зеленую улицу, служители Фемиды все разгромили, закрыли, а колхоз оштрафовали. Львовяне остались без потрошков, а колхозники – с убытком – ведь была построена специальная линия, сделаны затраты, и вот все лопнуло.

Здесь речь шла о колхозной, коллективной собственности. А вот еще более крупный пример, о чем красочно и, естественно, с возмущением Владимир Васильевич Щербицкий рассказал на одном из Пленумов ЦК Компартии Украины:

– У нас на Украине сложилась плохая обстановка с производством некоторых культур земледелия. В частности, лука и чеснока. Многие крупные города остались без этого вида продукции из-за того, что колхозам и крестьянам невыгодно их производить. Руководители стали принимать меры. А в это время в один из колхозов Полтавщины приехала солидная группа корейцев и предложила дать им в аренду участок земли для производства лука и чеснока. Колхоз назвал им контрольные цифры (заломил, конечно, максимально в свою пользу): сколько корейцы должны произвести лука и чеснока, по какой цене они сдают это колхозу и как рассчитываются за аренду. По этим расчетам корейцы получали минимальную прибыль. Арендаторы согласились, но поставили и свои условия: все, что будет произведено сверх этих цифр, они имеют право продавать самостоятельно. Колхоз тоже, конечно, согласился, понимая, что произвести то количество, которое было названо, – это на грани фантастики. И что вы думаете? Корейцы сняли урожай в два раза больше, чем им запланировали. В итоге мы обеспечили буквально все города луком и чесноком, колхоз и корейцы получили солидную прибыль. Все были довольны. Недовольна была лишь прокуратура. Она усмотрела в этой сделке нарушения, разогнала корейцев, отобрав у них выручку, и через суд оштрафовала колхоз. Кому же от этих действий стало хуже? Всем людям. Мы опять остались со старыми проблемами. Может, только этот колхоз (если там не спали) перенял хоть толику их культуры земледелия и сможет самостоятельно частично произвести то, что делали арендаторы, – может, это как-то компенсирует этот странный итог. Эта информация несла в себе многое. Но в том числе и то, что к частному сектору никогда нельзя подходить формально. Если его деятельность приносит пользу обществу, а тем более если она крайне необходима, то к ней надо подходить внимательно и заботливо. Размышляя обо всем этом, я, конечно, вспоминал и свои действия, свою предприимчивость, направленную на благо людей. Верно говорил Павел Степанович Кутахов, что еще не известно, какую направленность приняла бы наша экономика, если бы Владимир Ильич был в здравии хотя бы 10–15 лет. Что же касается Главпура в лице его начальника Алексея Алексеевича Епишева, то он всех нас (уверен, и министра обороны) не просто удивил, но даже огорчил. Огорчил своей зашоренностью, схоластическим отношением к марксизму-ленинизму и полным отсутствием элементарной логики, не говоря уже о диалектическом материализме. Ведь все лежит на поверхности, а он этого «не видит»! С другой стороны, он совершенно безразличен к личным судьбам людей. Когда мне рассказывали об этом, я первоначально ничего не воспринимал, полагая, что это просто навет. Но летом 1975 года я испытал его равнодушие на себе лично. Просто удивительно! В одном человеке, который прожил жизнь и занимал огромный военно-политический пост, вдруг, как в фокусе, сошлись две противоположности – борец за чистый (я бы сказал – стерильный) социализм и до странности флегматичный начальник, для которого судьба человека ничего не значит. А ведь это же главный политработник армии и флота! Вот с такими думами я прилетел в Москву на правительственный аэродром во Внуково-2. Здесь Андрея Антоновича встречали член Политбюро ЦК КПСС В. Гришин, кандидат в члены Политбюро Б. Пономарев и вся коллегия Министерства обороны, выстроенная в одну шеренгу (порядок должен быть во всем). Непосредственно у трапа Андрея Антоновича встретили В. Гришин и Б. Пономарев, остальные спустились и тоже поздоровались. Затем все направились к строю. Гречко с удовольствием жал каждому руку и отпускал какую-нибудь шутку. За ним шли все остальные. Я не знал, как мне лучше поступить: то ли ретироваться в сторону и стать за строй, то ли идти замыкающим, здороваясь со всей коллегией. Однако последнее, на мой взгляд, выглядело бы некорректно с моей стороны. Но тут кто-то подтолкнул меня, и я вынужден был пройти весь строй.

Здесь же на аэродроме Гречко коротко рассказал, что сделано в ходе визита, после чего все начали разъезжаться. Спросив разрешения у министра обороны отправиться в округ, я надеялся сразу получить добро. Но он неожиданно остановился. Естественно, все тоже встали.

– Так мы же летели через Львов?! – воскликнул министр. – Павел Степанович, мы через Львов летели?

– Так точно, товарищ министр обороны, – подтвердил Кутахов.

– Что же ты мне не напомнил, что тебя надо было высадить? – обратился ко мне А.А. Гречко.

Несколько обескураженный, я помалкивал. Ведь знал же, что летим в Москву!

– Вот и получается, что мы его затащили в Москву. Сидоров, у нас в самолете парашют есть? – обратился министр к помощнику.

– Никак нет. Есть большой зонт. Он держит не хуже парашюта.

– Ну вот. В следующий раз напоминай о себе, а сейчас разрешаю лететь во Львов, – «смилостивился» А.А.