Он смотрел на парализованного следователя, а видел себя, вспоминал свой лепет в гримуборной этой черноволосой бестии, вспоминал, как еще совсем недавно, как побитый пес, стоял под ее дверью и тявкал что-то невразумительное. Какой же он был идиот! Как же можно так поддаваться женским чарам? И почему, интересно, Вероника совсем не смотрит в его сторону?! И даже не поздоровалась, черт бы ее побрал!

Гимнастка меж тем, чтобы избавиться от лишних ушей среди бывших коллег и надоедливого перевода, перешла на английский и стала деловито постукивать своей тростью сначала по замку.

– Странное дело, замок вполне надежный, – потом по прутьям, – и решетка в полном порядке – не проржавела и не источилась, – и, наконец, дошла до толстого деревянного пола-поддона, – и внизу все выглядит довольно убедительно и мощно…

Однако стук ее металлической палочки отдался в дереве поддона не плотным гулом, а скрытой досками пустотой.

– Хотя… – Она снова постучала тросточкой по доскам и, выразительно глядя на следователя, спросила: – Вам не кажется странным этот звук?

Следователь по-прежнему был невменяем, гимнастка сунула ему в руки свою тросточку, тем самым вызволив блюстителя закона из состояния прострации.

– Вот, попробуйте сами…

Страж порядка некоторое время непонимающе смотрел на металлический предмет в своей руке, затем, видимо, память догнала отключенный на некоторое время от реальности мозг, и полицейский повторил действия Вероники. Доски ответили тем же пустым гулом.

Вероника взяла из его рук трость, сделав свое дело, повернулась к законнику спиной и захромала к Александру, окончательно вернув следователя к реальности. Профессиональные рефлексы следопыта тут же дали о себе знать.

– Это тайник! Под этой клеткой – второе дно. – Он коротко приказал полицейским немедленно обследовать скрытую за досками пустоту.

– Судя по тому, что вы живы, девушку вам все-таки удалось спасти. Браво, мой рыцарь. – Вероника, внимательно наблюдая, как полицейские, боязливо косясь на спящего зверя, начали осторожно обследовать дно клетки, наигранно-любезно чмокнула Оршанского в щеку.

– Какую девушку? – увлеченный работой стражей правопорядка, Александр не сразу понял, о чем идет речь. – А-а-а-а, об этой несчастной, которая так опрометчиво бросилась за медведицей в бар?

– О ней, – коротко кивнула гимнастка.

– Да, в общем-то, я не за девушкой бросился, а за медведицей, – снова стал в позу жалкой собачонки Оршанский. Он клял себя, но поделать ничего не мог. – Надо было остановить полицию, пока Антона Павловича не пристрелили.

– А девушка? – строго держала линию гимнастка.

– Девушка? – снова с глупой улыбкой переспросил Александр. – Когда я прибежал, девушка уже лежала без сознания.

– И почему же ты, мой рыцарь без страха и упрека, не вернулся ко мне? – недоверчиво прищурилась Вероника. – Я ждала.

– Видишь ли, – не ко времени засуетился журналист, – эта девушка, как и я, оказалась русской.

– Это она тебе сказала?

– Нет, полицейские. Девушка же была без сознания. Слушай, – Оршанский наконец заставил себя разозлиться, – перестань меня ловить на глупых мелочах! Полиция вызвала «Скорую помощь», и мне, как соплеменнику, который способен изъясняться еще и на языке международного общения, пришлось доставить ее в больницу. Все!

– Она красивая? – неожиданно, в своей манере ставить собеседника в тупик, спросила Вероника.

– Кто? – снова запнулся Александр.

– Ну, не медведица же… – кокетливо улыбнулась гимнастка.

– Я ее не рассматривал.

– А мне показалось, что вчера в «Русском ресторане» ты только ее и рассматривал. Или я не права? – Девушка насмешливо смотрела на Оршанского и, видя его конфуз, добавила: – Это не вопрос. Отвечать не надо. Это так – игра воображения, и Вероника сильнее оперлась о предложенную Александром руку.

Полицейские тем временем оторвали несколько досок, которые скрывали довольно вместительный тайник, встали на коленки и с помощью фонариков стали обследовать вместительный проем. К живописно торчащим задам, обтянутым в форменное сукно, немедленно присоединилась и округлость в костюме следователя. Цирковая братия тоже придвинулась чуть поближе, заинтересованная результатами поисков.

– Пусто, – сообщил сыщик, который первым встал на ноги и начал тщательно отряхивать коленки. Публика разочарованно вздохнула. Полицейские один за другим стали подниматься.

– Господа, – обратился он к артистам и жестом попросил переводчицу заняться своими прямыми обязанностями, – я был бы вам очень признателен, если кто-нибудь из вас попросил прийти сюда вашу дирекцию!

– Я здесь, – тут же откликнулся чей-то басок, и к сухопарому следователю подошел директор этого сборного балагана. – Чем могу быть полезен?

– Как вы понимаете, – любезно начал страж правопорядка, – некоторые изменившиеся обстоятельства следствия требуют нашего немедленного вмешательства, – сообщил он, – и я бы настоятельно хотел, естественно, с вашего согласия, осмотреть цирк, всю прилегающую к нему территорию, а также служебные и жилые помещения.

– То есть, – уточнил переполошившийся администратор, – вы хотите учинить нам обыск?

Следователь безразлично пожал плечами, мол, называйте это как хотите, и напомнил:

– С вашего любезного согласия.

Ни отступать, ни скандалить, ни тем более становиться в позу директору не имело смысла. И он это прекрасно понимал. Можно было, конечно, потребовать ордер, санкцию прокурора и все такое прочее, но все эти меры отсрочили бы обыск на полчаса, максимум – на час. Следователь оставил бы здесь для наблюдения своих ребят, а сам бы быстро смотался за ордером, который ему, учитывая последствия медвежьего погрома и скрытый двойным дном тайник, выдали бы незамедлительно. Да еще подкинули бы с десяток рьяных полицейских. Так что обыск прошел бы по всем правилам кинематографа – с вытряхиванием перьев из подушек, распарыванием спинок кресел, переворачиванием мебели. Может быть, такого и не было бы, но на такой погром полицейские вполне имели право. А вдруг в тайнике перевозились наркотики? И если судить по объему полости под клеткой, туда запросто можно было впихнуть с полтонны героина! При таких раскладах тут полтруппы можно было подвести под статью и упрятать за решетку. И никакое родное правительство даже слова не пикнет в защиту своих сограждан…

Поэтому директор скрепя сердце молча кивнул в знак согласия содействовать следствию. Тем более что ни о какой плановой репетиции сейчас и речи не могло идти. Дай бог, чтобы не сорвалось вечернее представление, а то и того хуже – все гастроли.

– Только, пожалуйста, – попросил руководитель цирка, – я попросил бы вас осматривать личные вещи и помещения артистов в присутствии хозяев.

– Конечно, конечно! Непременно, – любезностью на любезность ответил следователь, и по его молчаливому знаку работа закипела.