– Осторожнее с этими папками, – говорю я Джастину, проходя мимо со столовыми приборами и видя, как он сваливает стопку бумаг на буфет.

Кажется, что на обеденном столе беспорядок, но на самом деле я стараюсь держать все отдельными кучками. Там два комплекта отчетов для Мелиссы, каждый со своими квитанциями и счет-фактурами, и бухгалтерские книги «Хэллоу и Рид» с нескончаемыми чеками Грэхема за обеды и такси.

– Нужно принести дополнительный стул из комнаты Саймона, – напоминаю я.

Джастин прекращает прибираться и смотрит на меня.

– Так это теперь комната Саймона?

До того как Саймон к нам переехал, мы обсуждали, что устроим в мансарде комнату отдыха для Джастина. Где будет стоять его игровая приставка и, возможно, диван-кровать. Сын уже слишком взрослый, чтобы усаживать заглянувших в гости друзей на свою односпальную кровать. Ему нужно более подходящее место.

– То есть с чердака. Ты понял, что я имела в виду.

Я не собиралась отдавать мансарду Саймону. Когда сообщила детям о том, что хочу, чтобы он жил с нами, Джастин почти ничего не сказал, и я наивно приняла его молчание за согласие. Споры начались только после переезда Саймона. Он привез не так уж много мебели, но вся она была очень хорошего качества, и казалось несправедливым указывать на то, что для нее нет места. Временно мы решили убрать ее на чердак. А потом мне пришло в голову, что неплохо бы выделить Саймону собственный уголок. Так они с Джастином могли бы держаться подальше друг от друга, да и у меня появилась бы возможность время от времени смотреть телевизор с детьми.

– Просто принеси еще один стул, – говорю я.

Вчера вечером, когда я вернулась из магазина, нагруженная провизией, которой хватило бы на целую армию, Кэти сообщила, что на обед не придет.

– Но это же день жаркого!

Она ни одного никогда не пропускала. И Джастин тоже. Даже когда игровая приставка и друзья стали для него интересней семьи.

– Я встречаюсь с Айзеком.

«Началось, – подумала я. – Она от нас уходит».

– Так пригласи его сюда.

– На семейную трапезу? – Кэти фыркнула. – Нет уж, спасибо, мам.

– Все будет по-другому. Придут Мелисса и Нил. Будет здорово. – Она все еще сомневалась. – Я не стану его допрашивать, обещаю.

– Отлично, – сказала Кэти и взяла мобильник. – Хотя он и не захочет приходить.

– Очень вкусное мясо, миссис Уокер.

– Зови меня Зоуи, пожалуйста, – прошу я в третий раз.

И отчаянно хочу добавить: «Ты же ко мне по возрасту ближе, чем к моей дочери». Айзек сидит между Кэти и Мелиссой.

– Репейник меж двух роз, – произнес он, когда садился, и мне, словно девочке-подростку, захотелось засунуть два пальца в рот и изобразить рвоту. Не может же Кэти попасться на эту лесть? Но она смотрит на Айзека так, будто он только что сошел с подиума.

– Как идут репетиции? – спрашивает Мелисса.

Бросаю на нее благодарный взгляд. Присутствие кого-то нового создало искусственную и напряженную атмосферу, а я начала слишком часто спрашивать, всем ли нравится подливка.

– Прекрасно. Я поражен, как хорошо Кэти вписалась и как быстро вошла в курс дела, учитывая, что она присоединилась к нам очень поздно. В следующую субботу будет генеральная репетиция, вы все должны прийти. – Он очерчивает вилкой круг. – Полезно иметь настоящих зрителей.

– С удовольствием, – отзывается Саймон.

– И папа тоже? – спрашивает у Айзека Кэти. Я скорее чувствую, чем вижу, как рядом со мной напрягается Саймон.

– Чем больше, тем веселее. Хотя вы все должны пообещать, что не будете хихикать.

Он улыбается, и все вежливо смеются. Мне до смерти хочется, чтобы ужин поскорее закончился, Кэти с Айзеком ушли, а я могла бы спросить Мелиссу, что она о нем думает. У нее весело блестят глаза, но выражение лица мне прочесть не удается.

– Как продвигается расследование, Зоуи? – спрашивает Нил.

Его увлекла история с фотографиями из «Газетт». Каждый раз, когда мы видимся, Нил интересуется новостями и тем, выяснила ли полиция что-нибудь о рекламе.

– Расследование?

Я не хочу рассказывать об этом Айзеку, но прежде, чем успеваю сменить тему, Кэти все ему выкладывает. Про рекламу, про мое фото, про убийство Тани Бекетт. Меня беспокоит то, насколько она оживилась. Словно речь идет о новом фильме или книге, а не о реальной жизни. Моей жизни.

– И она нашла еще одну. Как ее зовут, мам?

– Лора Кин, – тихо произношу я и представляю себе выпускную фотографию Лоры. Где теперь оригинал? На столе журналиста, который написал статью? Или на каминной полке в доме ее родителей? Возможно, они положили снимок лицом вниз, поскольку пока не в силах видеть дочь всякий раз, когда проходят мимо.

– Как думаете, откуда у них ваше фото? – спрашивает Айзек.

Он даже не замечает, что у меня нет ни малейшего желания обсуждать эту тему. Я удивляюсь тому, что Кэти его поощряет, и объясняю это желанием произвести впечатление. Нил и Саймон едят молча, а Мелисса время от времени искоса поглядывает на меня, проверяя, всё ли в порядке.

– Кто знает…

Я стараюсь, чтобы мой голос звучал небрежно, но пальцы становятся неповоротливыми, и нож начинает стучать по тарелке. Саймон отодвигает от себя пустую посуду, откидывается назад и опирается рукой на спинку моего стула. Для всех остальных он просто отдыхает после сытного обеда, но я чувствую, как его большой палец ободряюще поглаживает мое плечо.

– Из «Фейсбука», – с удивительной для меня уверенностью произносит Нил. – Это всегда оттуда. Сейчас большинство мошенников пользуются именами и фотографиями, взятыми из социальных сетей.

– Бич современного общества, – говорит Саймон. – В какой фирме ты несколько месяцев назад работал? Той, с брокерами?

Нил глядит непонимающе, затем издает лающий смешок.

– «Хизертон Альянс». – Он смотрит на Айзека – единственного, кто не слышал эту историю. – Они пригласили меня, чтобы собрать доказательства, касающиеся инсайдерской торговли, а пока я там был, провели своей новой финансистке один из тех обрядов посвящения. Реальный «Волк с Уолл-стрит». У них была группа в «Фейсбуке» – закрытый форум, где они решали, что с ней дальше делать.

– Какой ужас, – говорит Айзек, но выражение его глаз не совпадает с тоном голоса. В глазах сияет интерес. Он ловит мой взгляд и словно читает мысли. – Вы считаете, что я веду себя отвратительно. Извините. Боюсь, это проклятие профессии. Всегда представляю, как может разыграться та или иная сцена, а эта… ну, эта получилась бы поистине необыкновенной.

У меня пропадает аппетит. Я откладываю в сторону нож и вилку.

– Социальными сетями я почти не пользуюсь. В «Фейсбуке» зарегистрировалась только для того, чтобы поддерживать связь с семьей.