это так невыносимо хорошо – просто до дрожи, когда он делает нечто такое?»

Когда он наклоняется, чтобы поцеловать меня, я отворачиваюсь – не из злости, а из вредности, стремясь помучить его.

Знаю, что и сама долго не протяну. Огонь уже распространяется по моему телу, заставляя каждую его клеточку звенеть от возбуждения.

Губы Айдена касаются моего уха, и даже это имеет ощутимой силы эффект. Я начинаю дышать неглубоко и быстро. Определенные части тела отзываются с особой чувствительностью.

Айден посмеивается надо мной своим низким, глубоким и до безумия сексуальным смехом, а я морщусь от досады.

Кого я пытаюсь обмануть?

Если его – то тщетно.

– Это заводит – когда ты такая сердитая.

Он проводит носом вдоль моей скулы и трется о мочку уха, одновременно с тем вжимаясь своими бедрами в мои – его эрекция касается меня в самом центре сквозь одежду.

В легких отчаянно не хватает кислорода. Открыв рот, я громко дышу, выдавая себя с головой.

– Пошел к черту.

Мне хочется, чтобы это звучало грозно и раздраженно, но выходит жалко, с мольбой, а между строк очевидное: «возьми меня немедленно!»

– Ты не этого хочешь, ― бормочет он, потираясь всем телом о моё.

– Нет, этого. ― Я еле ворочаю языком, когда поворачиваюсь голову и смотрю в его потемневшие от жажды глаза.

Айден удерживает мой взгляд – долго, так долго. Он будто гипнотизирует меня им. Все это время мои руки находятся на подлокотнике дивана, которые он держит своей ладонью.

Моя воля окончательно подавлена. Все, чего я хочу – это он. Желательно – голый. Желательно – глубоко во мне.

Я сгибаю ноги и прижимаюсь коленями к его бедрам. Это сигнал, что я покорена им и признаю это.

Айден убирает ладонь с моих запястий, но только для того, чтобы сорвать с меня свитер. Затем, не церемонясь, он стаскивает с меня джинсы и трусики. Вновь размещается между моими бедрами, спускает свои пижамные штаны и входит в меня сильным, глубоким толчком.

Сохраняя контакт с моим глазами, Айден проникает в меня властными ударами. Его бедра бьются о мои и это самые восхитительные, самые желанные ощущения, которые только могут быть!

Каждое его погружение выбивает стон из моего горла. Когда все становится слишком интенсивным, я начинаю похныкивать и кусать губы. Огонь несется по моим венам, и я чувствую, что вот-вот меня настигнет такой желанный, чистый и мощный оргазм. На пороге него я впиваюсь ногтями в спину Айдена, не заботясь о том, что останутся отметки.

Я открыла для себя, что порой он любит делать это жестко, и смотреть в мои глаза, пока трахает меня; видеть, как они закатываются, когда я кончаю под ним.

Но, что более поразило меня: я и сама люблю это. С ним я люблю все. Потому что с ним все по-особенному.

Я приподнимаюсь, сильней сжимая его коленями, когда наступает момент фантастической кульминации – напряжение в моем теле достигает предела и затем меня перекидывает за край. Я обретаю полную свободу, окунаясь в блаженство, окутывающее меня.

Айден не останавливается. Толкается в меня, пока его не настигает собственный оргазм. И когда это случается, он опускает голову на мое плечо и дышит глубоко и размеренно, пока мои руки рассеянно гладят его по волосам.

* * *

– Тебе снятся кошмары… о том, что случилось? ― осторожно, будто ступаю по минному полю, спрашиваю я Айдена.

Утром мы завтракаем вместе у него дома – это уже почти вошло в привычку.

– Почему ты так думаешь? ― Он ставит руки перед лицом и спокойно на меня смотрит.

– Иногда ты беспокойно спишь. ― Я пожимаю плечом: несколько раз я просыпалась от того, что он ворочался и хмурился во сне, будто видел что-то плохое. Сказать ему об этом я решилась не сразу. ― Этой ночью тебе тоже что-то приснилось? Ты потому был таким?

Айден долго молчит, потом со вздохом откидывается на спинку стула.

– Ты ищешь мне оправдание, Кая?

Меня смущает то, что он говорит и как это делает.

– Я просто пытаюсь понять. ― Похоже, что это я оправдываюсь.

Айден склоняет голову набок и задумчиво смотрит на меня, а затем вдруг спрашивает:

– Каким ты видишь меня?

Я в замешательстве хмурюсь: к чему это он?

– В чем подвох?

Он улыбается, но только одними губами: глаза остаются мрачными.

– Нет никакого подвоха. Просто хочу знать, как ты меня видишь.

– Ты сложный. И печальный. ― Я слабо улыбаюсь. ― Очень закрытый – будто всегда в стороне, только наблюдаешь. А еще щедрый и добрый, ― уже тише заканчиваю я.

Айден молчит, потом хмурится и резко говорит:

– Ты меня романтизируешь.

Я вздыхаю: да, может быть и так.

– Где же правда?

– Правда где-то по середине. Только я не хочу, чтобы ты разочаровалась ею. ― Он качает головой. ― Это нечестно по отношению к тебе, Кая.

Я скрещиваю руки на груди и смотрю на него без эмоций, но на душе становится тошно.

– Хочешь сказать, я тебя не знаю?

– Хочу сказать, что ты, возможно, сделала ошибочные выводы.

– В любом случае, ты не плохой человек, Айден. Плохие люди не делают того, что делаешь ты.

Мои слова несут странный эффект: в его лице вдруг проступает жесткая, циничная усмешка, а я вдруг думаю: «Может я и правда не знаю его настоящего?»

– Что? Не кормят бездомных, или не покупают игрушки детишкам? ― Он изгибает брови, глядя на меня с какой-то поверхностной снисходительностью, заставляя почувствовать себя дурой. ― Это же ерунда, когда у тебя есть деньги! Это… ничего не значит! ― Он в раздражении отпихивает чайную ложку и та слетает со стола, с лязганьем приземляясь на пол: я вздрагиваю. ― Ты не понимаешь?! Думаешь, я всегда был таким хорошим и щедрым? ― Эти слова звучат глумливо из его уст. ― Два года назад я бы о таком и не подумал! Знаешь, что я делаю, Кая?! ― Он уже кричит. ― Знаешь?!

Айден в бешенстве, а у меня на глазах слезы. Его голос полон боли и ярости, и мне хочется помочь ему, но я не знаю, как.

Я чувствую свое бессилие.

– Да, ты знаешь. ― Он щурится, кривя губы. ― Правильно, Кая – я замаливаю грехи. Снова и снова, и без конца, но этого мало. Как же мало! ― Он прикрывает глаза. ― Этого всегда будет недостаточно.

– Ты не виноват в том, что случилось, Айден, ― сдавленно шепчу я.

Его глаза распахиваются и взгляд, который впивается в меня – пугает. Он будто не узнает меня.

– Не говори этого, ― с тихой угрозой цедит он.