Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Или Сен-Мориц… Спортивный автомобиль пятидесятых. Я за рулём. Со мной только лыжи, пачка наличных и дочь чикагского капиталиста. У неё надменное англосаксонское лицо и красные длинные ногти. Мы останавливаемся у спуска, встаём на лыжи и, поражая окружающих мастерством, несёмся вниз. А она копошится тут же, неловко скользя и падая рядом с мужем, тюфяком-менеджером, который привёз её сюда на однодневную экскурсию…
Девушкой с распущенными волосами оказалась Лена. Уж и не знаю, что отразилось на моём лице. Думаю, сохранить невозмутимость не удалось по-любому.
– Привет…
– Привет! – Она удивилась. Оценивает. Столько лет прошло. Похорошел я или подурнел? Успешен или неудачник? Кажется, внешний осмотр дал в целом положительный результат.
– Как дела? – спрашиваю. А что ещё спросить после пятнадцати лет разлуки?
– Отлично! – Подходящий ответ.
Бармен ставит передо мной полную рюмку. Мы молчим, исподтишка поглядываем друг на друга, улыбаемся. Лене подают запотевший стакан.
– Твоё здоровье!
– Твоё!
Чокаемся. Я опрокидываю всю рюмку, Лена потягивает коктейль через трубочку.
Подходит загорелый мужчина, обнимает её.
– Познакомьтесь. Фёдор, Сергей.
– Очень приятно! – Рукопожатие.
На его футболке надпись «Мирабель-2007. Я там был». Видимо, намёк на арест русского богача на горнолыжном курорте Мирабель.
– Приходи к нам на премьеру! – улыбается Лена и достаёт из сумочки два квадратика плотной глянцевой бумаги. – Мы мюзикл сняли, я в главной роли. Держи, каждое на два лица.
– Спасибо большое! – Я беру приглашения, верчу в руках… и сердце проваливается куда-то вниз. На приглашении изображена нефтяная «Венера». Только без нимба из колючки и с надписью «НАША АЛЁНУШКА» с 1 января во всех кинотеатрах».
– А что это… такое?
– Мюзикл, я в главной роли! Что, не похожа?! – Лена хохочет и ласкается с Сергеем.
– В смысле не похожа? – Я уже совсем не втыкаю.
– Ну это же я! На картинке! – Ленка запрокидывает лицо, имитируя позу нефтяной «Венеры»…
– Похожа…
– С этой картиной сплошной детектив. Художник погиб, а она исчезла. Представляешь?
– Вот это да…
– Жаль, она мне очень нравилась.
– Может, найдётся ещё…
– Не смеши!
Компания друзей тянет их в сторону.
– Ну, пока! Приходи, пообщаемся!
Лена с Сергеем проталкиваются сквозь толпу. Я только вижу, что на спине его футболки продолжение темы, начатой на груди. Надпись «Мы вернёмся», а под ней – вертолёт «Чёрная акула», расписанный хохломскими узорами, выпускает ракеты по горной европейской деревушке.
Ленка – красавица… Ленка – актриса… У Ленки личная жизнь… Неужели когда-то мы любили друг друга… Наши свидания в метро, поцелуи в подъездах – всё встаёт перед глазами…
Я повторяю заказ. И ещё раз повторяю.
Что же такое любовь? Родители Лены считали, что любовь к таким, как Ваня, заключается в том, чтобы избавить их от страданий. Они болеют, живут неполноценной жизнью, терпят насмешки и издевательства. Оставлять им жизнь – жестокость, лишить их жизни – акт любви. А с Черчиллем как быть? Маша ему хозяйство почикала не только из-за любви к чистоте, но и чтобы он с балкона не падал. Это ведь типа проявление любви. Или просто эгоизм? Кастрируя кота, Маша обеспечивает себе удобную игрушку. Гипоаллергенный зверь, которого удобно гладить в любой момент. Я вспомнил, как мама, пока не было Вани, требовала от меня возвращения не позже десяти. Чтобы я был на виду. А мне так хотелось шляться с друзьями по дворам, пить вино в арках старых домов. Но мама беспокоилась. «Ты меня до смерти доведёшь своими гулянками!» – кричала она. Тоже любовь? Если да, то это довольно неприятная штука.
На экране, висящем в углу под потолком, появляется реклама. «Закачай прикольные картинки в свой мобильник», а рядом варианты: знаменитый красавчик футболист, юная певица-мулатка, голый по пояс президент России и Иисус Христос. Вот ты где спрятался, Господи… в телевизоре… Голова у Христа запрокинута, глаза обращены к небу, лоб царапает терновый венец, как колючая проволока. Изображён так, что непонятно: Он страдает или изогнулся в сладостной истоме. Под каждой картинкой имеется надпись, характеризующая персонажа. Под Христом – «Бог любит тебя».
На следующий день на весь гигантский фасад нашего дома, выходящего на набережную, натянули рекламный баннер. Оправдывается это всё ремонтом. Наружные стены красят, а чтобы скрыть «некрасивые» строительные леса, натянули баннер. В каждую квартиру позвонили представители рекламной фирмы, предложив подписаться, что мы не против, в обмен на пакет с новогодними подарками. Ваня строго потребовал показать содержимое пакета, а когда нашёл там бутылку водки, названную в честь президента, коробку зефира и банку растворимого кофе, то запретил мне ставить подпись.
– Это мошенничество! Мы Лужкову будем жаловаться! – С этими словами он забрал у рекламных активистов пакет и захлопнул дверь.
На баннере оказалась нефтяная «Венера». Увеличенная до размеров дома. Я почувствовал себя пойманным с поличным. Как будто кто-то призывал: «Смотрите, вот они, воры, – спрятались в квартире аккурат за пупком». У всего этого есть один недостаток. Обожаемая Ваней дама существенно сократила доступ драгоценного, любимого им света. Жильцы начали собирать подписи под коллективной жалобой.
– Красиво, – подытожил Ваня, откусывая от халявного зефира, когда мы стояли напротив дома, любуясь рекламой.
– Нас на премьеру пригласили… – задумчиво сказал я.
– Надо обязательно пойти!
– Понимаешь, это та женщина, которой на самом деле принадлежит картина.
– Правда?!
– Правда. Думаю… надо картину ей вернуть.
– Ни за что!
– Подумай. Она тоже её любит. – Решаю сразу не давить на него. – Кстати, у нас лишнее приглашение. Кого позовём?
– Давай Соню с Машей позовём.
После долгих колебаний, кому из сестёр лучше позвонить, решил набрать Соню. Первой заговорила она:
– Видел?
– Видел. У нас приглашение есть на премьеру послезавтра.
– Ловко.
– Можете пойти с нами, если хотите.
– С Машей надо посоветоваться… у меня параллельный звонок, я тебя перенаберу.
Через полчаса вместо Сони позвонила Маша и заговорила, будто ночной сцены в ветеринарке не было:
– Парикмахер может завтра в два у меня. Вам удобно?
– Какой парикмахер?
– Ваню стричь. Мы ведь на премьеру идём?
– А зачем стричь?
– Чтобы выглядеть лучше. Я угощаю!