– Вы рисуете одну и ту же, и разумеется подглядывая за ней…

– Это исключено, моя дорогая спасительница, хотя жаль!..

– Да что вы, в самом-то деле? Вы рисуете Татьяну из «хирургии», только зачем-то переодеваете ее каждый раз! Странно как-то… – Первая реакция на сказанное, в виде легкой улыбки, постепенно сменилась на каменное выражение. Затем, цвет лица приобрел действительно сероватый каменистый оттенок, немного отливавший несколько секунд напряженным испугом, сменившийся недоверием.

Произнесенное имя, впрыснуло порцию адреналина в кровь, и сердце заколотилось, отдаваясь в висках и пульсируя настороженно выдыхаемым воздухом. Глаза прищурились, крылья носа раздулись, губы сжались почти в тонкую полоску.

Такой реакции девушка не ожидала, хотя и не испугалась, увидев поворачивающуюся голову Павла соответственно направлению, показываемому ее рукой в сторону Татьяны, толкающей впереди себя каталку с тяжело раненным.

Взгляд ее, упирающийся в землю перед ногами человека, сидящего в кресле, был отсутствующим, даже скорее обреченным, выражающим скорбь, которая побеждала борющуюся с сомнениями надежду…

Кожа, под коротким ежиком «Осляби», покрылась сначала блеском, затем крупными каплями, заблестевшими, ещё больше на солнце, и через несколько секунд, соединяясь в тоненькие ручейки, они покатились по наклонной, падая на рисунки.

Взгляд его уперся в ту, которая приходя из памяти, удерживала его на этом свете, спасла его там, в горах, будто вспрыснув неведомый допинг, что помогло выжить с тремя пулями в теле и одним сквозным ранением. Кроме нее смысла в жизни больше не осталось!

Глядя на внешне спокойную, но в сердце с невидимыми душевными страданиями и умственными сомнениями, Татьяну, он ослеп пробегающими перед глазами картинами пережитого, с мыслями о ней, вытаскивающими с того света.

Мышцы его напряглись, готовясь к желаемому рывку. Легкие наполнились воздухом, еле сдерживая крик. Он вырвется вот-вот из пересохшей глотки, и весь мир, снова, как в первый день их знакомства, исчезнет, воплотившись в нее…

Но какая-то промелькнувшая молния, рассекшая мозг, остановила страстное желание обнять и прижать к груди, любимую, словно прибив его к скамье.

Делая вид, что не заметил сходства между изображенной им и действительно существующей женщиной, из последних сил сдерживая свои эмоции, Павел старательно прислушивался к голосу, звучащему изнутри, подсказывающему о немыслимом подвохе.

Будто не слыша, произнесенное девушкой, художник перевел голову в ее сторону и пристально всмотрелся в ее глаза. Если бы она знала, с каким трудом он пересилил себя, обернувшись именно в её сторону, а не оставшись в желаемом! Все с таким же бледным оттенком лица и с, уже, отсутствующим взглядом, раненый произнес:

– Не знаю…, я ведь до сих пор в полудреме. Наверное, похоже, она ведь давно здесь работает? Может пока, как амеба в каталке катался и привык к ее лицу… – что-то прет. А вот вас не разглядел, вы же все время сзади! Ну-ка… – И жестом, приглашая сесть рядышком, начал быстро набрасывать, причем, специально, глазами раздев медсестренку, быстренько набросал ее нагую. Получилось неплохо, но немного обидело девушку. Она, сделав вид оскорбленной, вскочила и быстрым шагом, направилась к корпусу.

Павел знал, что она обязательно обернется, и конечно, понимал, что в это время взгляд его должен быть направлен в ее сторону – он разглядел ее улыбку и улыбнулся в ответ, заметив, прижимаемый ею листок к груди.

Не окрепший организм, еле превозмогал сумасшедшую нервную нагрузку, его стошнило… Обтершись платком, не подымаясь со скамейки, буквально теряя сознание от бешенного сердцебиения и чрезмерного давления, Паша, исподлобья взглянул наконец на интересовавшее…, и с мыслью: «Как же я мог поменять ее на все это – на эти годы?!» – потерял сознание…

Татьяна, проходя круг за кругом, читала, полюбившуюся ей, молитовку своему Ангелу-Хранителю. Тяжелая борьба проходила внутри ее сознания. Стоило только появиться надежде, как она, так нежно хранимая и лелеянная, пыталась раствориться в появляющихся фактах, разрушающих ее. Девушка, будучи человеком глубоко верующим, понимала, что ее силы может забрать любое переживание, не имеющее под собой настоящей причины. Так обычно действует враг рода человеческого, посыпая, на уже выздоравливающую душевную рану, зловредную соль сомнений и подозрений, которые человек не в состоянии сразу отбросить.

Он ненавязчиво нашептывает очень логичные мысли, коих любой из нас может выдумать десятки, но почему-то, именно его убеждениям мы часто доверяем безусловно: «Если бы он тебя любил и ценил, мог бы он поступить так, оставив одну, не помогая и не поддерживая, даже морально. Разве может любовь обманывать?! Сколько лжи между вами, и все с его стороны. Ты всегда узнаешь последней о случившемся с ним. Столько жертв ради него, и что же?!!!..».

Вместо ответа на эти мысли, девушка старательно прибегала к голосу сердца: «Ничто, приобретенное без терпения, не ценится нами. Я чувствую его своим сердцем, где-то совсем рядом… Да, пусть так: то, что он делает, мне женщине не понятно, но ведь и многие мужчины не стремятся разобраться в наших, женских желаниях и поступках, принимая их просто такими, какие они есть! Пашенька любит меня, и Господь дает даже заботиться о нем. Разве читала бы я столько молитовок о нем, разве думала бы я о человеке не любимом и не любящем так чисто и возвышенно. Разве возможно нелюбящему, пять минут разговора слушать мое щебетание и не разу не перебить, сказав лишь несколько фраз, уместив в них всю силу своей любви… Эти несколько предложений, столько всего они в себе несут! Повторяя их потом, вспоминая их интонации, глубину, мощь, исходящего из самого сердца чувства, не я ли убеждалась ими в его любви и желании?!»

Голос не унимался и настойчиво закидывал мысль за мыслью: «Да он бросил тебя! Уехал, даже, не позвонив! А сейчас! Где он? Его нет, и не будет рядом! Сама подумай, будь он здесь, имей он желание увидеть тебя, что могло бы помешать ему?! Нет, нет и нет… Да даже если появится, не следует доверять ему! Ты посмотришь – его поведение будет непонятно для тебя, а он и не объяснит… Некоторые вопросы вызовут у него гнев, многое выльется на тебя незаслуженно. Ты ему не нужна, а твои сомнения – лишь прорастающая слабость, не могущая сопротивляться страсти… Да, да – это именно страсть! А разве может страсть быть угодна Богу!»

Прекрасно понимая, к чему ведут уступки перед такими мыслями, Татьяна в своих размышлениях, противопоставляла следующее: «Невозможно быть только благополучию – в нем одном душа погибнет! Для нас спасительны испытания и искушения, а преодолеваемые трудности приближают к Богу. Для того Он и попускает их…».

Дочь «Солдата» воспитывалась редким по доброте человеком, искренне верящим, и отдающим всего себя ради внучки. Многое пережила Элеонора Алексеевна, гораздо больше, чем может представить себе, видящий ее, впервые, человек. Поразительное качество смогла она воспитать в дитя – видеть и плохое, и хорошее, но замечать для себя только второе.