— Я была замужем семь лет, как вам известно, и мы ни в малой мере не соблюдали целибат.

Николас застонал:

— Элизабет, я не желаю слушать…

— Вы обнаружите, что я несколько восторженна, но я не обладаю в отношениях с противоположным полом тем разнообразием опыта, каким обладаете вы…

— Элизабет!

— Господи, Николас, с чего это вы так гневаетесь? Я просто хотела сказать, что Чарлз был единственным мужчиной, с которым я, как говорится, разделяла ложе любви, но вы-то, я не сомневаюсь, побывали в объятиях бесчисленного количества женщин.

Николас не стал бы отрицать, что любовные связи у него бывали, и нередко, но Элизабет изображала его отъявленным распутником.

— Я вряд ли мог бы употребить в данном случае выражение «бесчисленное количество».

— А какое?

— Не знаю. И не могу понять, чем привлекает вас эта малоинтересная тема.

— Ну, если я собираюсь кинуться к вам в постель, хорошо бы заранее узнать, стоит ли кидаться. — Она поморщилась. — Так сказать.

Николас выпрямился с негодующим видом.

— До сих пор мне не приходилось выслушивать сожаления на этот счет. — Он помолчал и добавил: — Так сказать.

Отлично. Я точно помню ваши слова о том, что во время ваших странствий вы многое узнали о мужчинах и женщинах и о том, как хорошо они могут проводить время вместе. — Она оперлась ладонями о стол и наклонилась к Николасу. — Я тоже очень хотела бы хорошо проводить время.

Николас откинулся назад и покачал головой.

— Почему вы это делаете?

— Почему? — Она пожала плечами. — Более подходящим я сочла бы вопрос, а почему бы и нет?

— Ну хорошо. — Он поглядел на нее с некоторой долей подозрительности. — Почему бы и нет?

Элизабет выпрямилась и побарабанила по столу кончиками пальцев.

— Вот именно. Мы оба взрослые люди и вполне могли бы достичь согласия. Ни один из нас не состоит в браке и не связан ни с кем иным образом. — Она вдруг замолчала, что-то соображая. — Впрочем, я не спросила: вы не женаты?

— Нет, — сердито бросил он.

— У вас есть любовница?

— В настоящее время нет.

— Хорошо. — Она кивнула с выражением, которое можно было бы принять за облегчение. — К тому же, хотя один из нас более опытен в искусстве любви, оба мы не девственники, значит, особой неловкости между нами возникнуть не может.

Элизабет одарила Николаса сияющей улыбкой и направилась к нему вокруг стола.

— Элизабет!

Он попятился, зацепился ногой за ножку кресла и почти повалился в него.

— Должна признаться, что вы меня удивили, Николас. — Она подошла к нему и остановилась, глядя сверху вниз все с той же улыбкой. — Вот уж не думала, что у вас такие закоснелые, можно сказать, ханжеские взгляды на эти вещи.

— Я вовсе не ханжа. Я просто смущен. И поражен.

— Но ведь на деле все это так просто! — Округлив глаза, она подняла их к потолку, как бы взывая к небу о терпении, хотя силы небесные не имели никакого отношения к обсуждаемой проблеме. — Десять лет я хранила память о вас где-то в глубине сознания, но даже не отдавала себе отчета в истинном значении моих воспоминаний, пока не встретила вас снова. Вы хотите меня, а я хочу вас. Вот и все.

— Но это далеко не все, — возразил он.

— Не думаю.

Николас хотел бы встать, но для этого Элизабет должна была бы отстраниться или ему самому пришлось бы ее отстранить. Находиться в такой близости от нее, коснуться ее… нет, это ни в малой мере не способствовало трезвому рассуждению. Он постарался овладеть собой и сказал:

— Я считал, что вы не склонны вступать в брак.

— Но я и не предлагаю вам вступить со мной в брак.

Николас ощутил странную смесь облегчения и разочарования. Облегчение было ожиданным, но разочарование? Он воспринял его как еще один сюрприз в этот день, и без того полный сюрпризов. В мыслях своих он не стремился к браку, но почему бы и не стремиться к этому? Он немного подумал, прежде чем сформулировать вопрос:

— Что вы, собственно, предлагаете мне?

— Я предлагаю вам, как бы это поточнее определить? Да, пожалуй, лучше всего назвать это временным соглашением. Рассматривайте это как контрпредложение в ответ на ваше. Так сказать, все по-деловому.

— И в чем заключается ваше контрпредложение? Она помедлила с ответом буквально долю секунды.

— На следующие несколько недель, на тот срок, в течение которого вы предполагали управлять моими денежными делами, просматривая ежедневно в половине третьего пополудни мои счета, точное время не имеет столь большого значения, во всяком случае, до Рождества, я буду делить с вами постель по доброй воле и с восторгом…

— Да, вы, помнится, уже упоминали о вашей восторженности, — пробормотал он.

— В конце этого срока вы вернете мне, причем в законной форме, право самой распоряжаться своими средствами. К тому времени мы оба удовлетворим наше, бесспорно, существующее взаимное влечение, или, если угодно, вожделение, и можем идти далее каждый своим путем.

— По отдельности?

— Безусловно. Никаких обязательств, неразрывной связи — словом, ничего постоянного. Более того, я не ожидаю любви или чего-то подобного, также, как и вы, но приветствую в дальнейшем добрые дружеские отношения в определенных границах.

— Добрые дружеские отношения?

Она кивнула с самым любезным видом, словно ее предложение значило не более, чем приятная послеобеденная прогулка в карете.

— Но не любовь?

— Цель — удовлетворить вожделение. Оно не имеет никакого отношения к любви.

— Просто из чистого любопытства и потому, что я предпочитаю учитывать все факты до того, как приму или отвергну какое-либо предложение…

— Пожалуйста, спрашивайте о чем угодно.

— Зачем исключать возможность любви?

Ее зеленые глаза смотрели прямо на него — холодные и непроницаемые.

— У меня есть на то свои причины, как у вас десять лет назад были свои причины оттолкнуть меня.

— По-ни-маю, — протянул он. — И в конце этого срока каждый из нас пойдет своим путем?

— Вот именно. И я предпочла бы никогда более с вами не встречаться.

Он покачал головой:

— Боюсь, что я все-таки чего-то не понял.

— Для мужчины, который пользуется репутацией блестящего дельца, вы на удивление непонятливы, когда речь идет о самом простом деловом соглашении. Ладно, предлагаю вам принимать все это примерно так: я — пароход, а вы — лакомство.