— Дрянь, а не товар, ничего подходящего из того, что мне нужно, пятьдесят лет назад куда как лучше было. Теперь же сплошная дрянь!

Ее ругань возмутила маленького Якоба.

— Послушай, бессовестная старуха! — сердито крикнул он. — Сначала ты копаешься своими противными пальцами в корзине, мнешь зелень, потом суешь пучки себе под длинный нос — кто это видел, уже их не купит, — а потом еще ругаешь наш прекрасный товар, обзываешь его дрянью, а ведь у нас закупает овощи повар самого герцога.

Старуха покосилась на храброго парнишку, противно хихикнула и мерзким голосом прохрипела:

— Ах, сыночек, сыночек! Значит, тебе нравится мой нос, мой красивый длинный нос? Погоди, у тебя появится такой же и вытянется до подбородка.

Говоря эти слова, она уже рылась в другой корзине, в которой лежала капуста. Выбирала самые красивые белые кочаны, давила, жала их, так что они трещали, затем в беспорядке бросала обратно, приговаривая: «Скверный товар, не капуста, а дрянь!»

— Не тряси так противно головой! — испуганно вскричал мальчик. — Шея у тебя такая тоненькая, вроде капустной кочерыжки, того и гляди надломится, и твоя голова полетит прямо в корзину! Кто у нас тогда купит такой товар!

— О, тебе нравится моя тонкая шея? — усмехаясь, пробормотала старуха. — Так у тебя вовсе ее не будет, голова уйдет в плечи, чтобы не свалиться с жалкого тельца!

— Не болтайте всякого вздора парнишке, — проговорила наконец в сердцах жена сапожника, рассердившись на долгое осматривание и обнюхивание ее товара. — Если вам что-то надо, поторопитесь, иначе вы разгоните других покупателей.

— Ладно, будь по-твоему! — со злобой сверкнула глазами старуха. — Куплю у тебя эти шесть кочанов, но ты видишь, я хожу с палочкой и не могу носить тяжести, позволь сынишке отнести покупку до моего дома, я его отблагодарю.

Мальчику не хотелось с ней идти, и он заплакал, потому что испытывал страх перед отвратительной старухой, но мать строго приказала ему помочь, так как считала грехом взваливать на слабую старую женщину подобную тяжесть. Плача, он завязал отобранные кочаны в котомку и пошел по рынку за старухой. Передвигались они медленно, понадобилось добрых три четверти часа, чтобы дойти до отдаленной части города, где покупательница остановилась перед древней развалюхой. Тут она вынула старый ржавый крючок, ловко вставила его в крохотное отверстие, дверь с громким треском растворилась. Как же удивился маленький Якоб, войдя в дом! Внутри все отличалось необыкновенной роскошью: стены и потолок были облицованы мрамором, мебель изготовлена из редкого черного эбенового дерева с инкрустацией из золота и граненых камней, пол из стекла был такой гладкий, что мальчик поскользнулся и упал.

Старуха вытащила из кармана серебряную дудочку и стала в нее насвистывать. Тут же мигом по лестнице спустились морские свинки. Якоб подивился тому, что они ходят на задних лапках, что башмаки им заменяют ореховые скорлупки, что одеты они в одежду человеческую, а на головах носят шляпы по последней моде.

— Куда вы подевали мои туфли, несносные твари? — раскричалась старуха и швырнула в них клюкою, да так, что зверюшки с визгом подпрыгнули. — Долго мне еще ждать?

Морские свинки помчались наверх и вернулись с двумя скорлупками кокосового ореха, обшитыми внутри мягкой кожей, и ловко надели их старухе на ноги.

Хромота тут же исчезла. Старуха быстро заскользила по стеклянному полу, таща за руку Якоба. Наконец остановилась в комнате, в которой было много мебели, хотя она и походила на кухню, несмотря на то что там стояли столы красного дерева и диваны, застланные роскошными коврами, более подходящими для гостиной.

— Присаживайся-ка, сынок, — почти ласково проговорила старуха, подталкивая его к уголку софы и задвигая столом, чтобы он не смог выбраться. — Садись, садись, тебе было тяжело, человечьи головы не такие уж легкие, да-да, совсем не легкие.

— Что это такое странное вы говорите, госпожа? — воскликнул мальчик. — Я и вправду устал, но нес-то кочаны капусты, вы их купили у моей матушки.

— Ну, ты ошибаешься, — рассмеялась женщина, развязала котомку и вынула за волосы человеческую голову.

Мальчик остолбенел, от страха он не мог понять, что случилось, но сразу же подумал о матери: если прознают про человечьи головы, то непременно обвинят во всем матушку.

— Погоди немного, я тебя отблагодарю за старание, — пробормотала старуха, — потерпи, я сварю тебе сейчас такого супчика, что ты его на всю жизнь запомнишь.

Проговорив это, она снова свистнула. На ее зов сбежалось много морских свинок, одетых по-человечьи, с подвязанными кухонными фартуками, половниками и ножами, заткнутыми за пояс; за ними прискакали белочки в широких турецких шароварах, на головах — зеленые бархатные шапочки. Они ходили на задних лапках и, должно быть, были поварятами, судя по тому, как быстро взбирались по стенам и спускались вниз со сковородками и горшками, с яйцами и маслом, пряностями и мукой и подносили все это к очагу. Там взад и вперед сновала старуха в своих туфлях из скорлупы кокосовых орехов, мальчик видел, что она старается сварить что-то отменное.

Огонь затрещал веселей, на сковородке что-то зашкворчало, кухню заполнил необыкновенно приятный запах. Старуха все еще бегала туда-сюда, белки и морские свинки носились вслед за ней. Каждый раз когда она проходила мимо очага, то непременно совала свой длинный нос в горшок. Наконец варево закипело и заклокотало, повалил пар, поднявшаяся пена брызнула на огонь. Тогда старуха сняла горшок, вылила содержимое в серебряную чашку и поставила ее перед Якобом.

— Так вот, сынок, — проговорила она, — отведай-ка супчика, и тогда получишь все, что тебе во мне понравилось! Кстати, можешь и сам стать искусным поваром, но вот травки, да-да, травки тебе нипочем не найти. Отчего ее не было в корзине у твоей матери?

Якоб не понимал, о чем она говорит, но усердно орудовал ложкой, суп ему очень понравился. Матушка тоже нередко варила лакомые кушанья, но ничего подобного он не едал. От супа исходил пленительный дух зелени и кореньев, он был кисло-сладким и необыкновенно наваристым. Пока мальчик доедал последние капли вкуснейшего угощения, морские свинки зажгли арабские благовония, от которых по комнате пошли голубоватые клубы дыма. Кольца приторных благовоний сгущались и сгущались, аромат курений усыплял мальчика. Когда он приходил в себя, ему хотелось сказать, что пора возвращаться к матери, пытался встать, но снова погружался в дурман, а под конец и вовсе заснул на диване у старухи.

Причудливые сны привиделись мальчику. Снилось ему, что старуха сняла с него одежду и обрядила в беличью шкурку. Теперь он мог прыгать и лазить почище белки, он познакомился с другими белками и морскими свинками, народцем весьма ловким и учтивым, они вместе несли службу при старухе.

Сначала он исполнял обязанности чистильщика сапог, то есть должен был смазывать маслом и начищать до блеска кокосовые скорлупки, которые их госпожа носила вместо туфель. С этим делом он отлично справлялся, так как в отцовском доме не раз занимался подобной работой. Спустя год, снилось ему дальше, его допустили к более ответственному делу: вместе с белочками пришлось ловить солнечные пылинки, потом, когда они скапливались, просеивать их через тонкое сито. Хозяйка почитала солнечные пылинки нежнейшей материей на свете и потому, не имея больше зубов, приказывала печь из них для нее хлеб.