своего пребывания в Архангельске, что норвежцы, вместе с англичанами, не только ловили рыбу в наших водах, но еще и истребляли наших китов и тюленей. Собственно говоря, к тому момента, когда меня перевели из Архангельской губчека в Москву, развязалась «тюленья война», в которой, увы, мы проигрываем.

В последнее время я не особо вникал в дела на севере России, но кое-что знал. Например — в апреле этого года норвежские промысловики опять пришли в Белое море и принялись уничтожать тюленей, при этом, не щадя ни детенышей, ни самок. Катера погранохраны задержали несколько браконьеров, Чичерин отправил ноту протеста, но королевство сделало вид, что ничего не заметило. Норвежских браконьеров пришлось отпустить, шхуны тоже. А что с ними делать? Сажать в тюрьму, так закона такого нет, а реквизировать плавстредства — тоже.

В посольстве Норвегии, при моем появлении, присутствующие здесь европейские дипломаты дружно сделали вид, будто советского полпреда здесь нет. А коли и есть, то от него пахнет чем-то плохим. Кривили носы, морщили губы и вообще, вели себя так, словно невоспитанные дети в детском саду. Или как мужчины — пассажиры автобуса, в который входит пожилая женщина, когда всех сразу же «бросает» либо в сон, либо в чтение. Латвийский посол Упениекс, с которым мы вообще-то встречались, да и дипотношения у наших стран имеются, предпочел сразу же отвернуться и сделать вид, что увлечен разговором с какой-то женщиной. Еще удивительно, что мне поднесли бокал с шампанским. Пить-то я все равно не пью, но бокал взять пришлось.

— Мсье, каждому из гостей положено по два бокала, — предупредил меня официант. Судя по жуткому акценту, это был не нанятый гарсон из ресторана, а кто-то из младших сотрудников миссии. Вот ведь скряги. Нет, они просто экономят. Но это правильно.

— Можете выпить второй бокал, причитающийся мне, за мое здоровье, — усмехнулся я.

Кажется, официант обрадовался, хотя оставался нем и недвижен, аки скала.

Я так и стоял, от нечего делать, перекладывая бокал из одной руки в другую. Шампанское уже согрелось, пена опала, пузырьки куда-то пропали. И что, уже можно уходить? Вопрос — зачем меня пригласили?

Но вот, посол королевства Норвегия в республике Франция, раскланявшись с гостями, поулыбавшись дамам, подошел ко мне. Меня, к слову, удивила его фамилия — Танк. К бронемашинам или перевозчикам жидкостей она отношения не имеет, а означает не что иное, как «добрый дух».

Хотя господин Танк был во фраке, но он чем-то напоминал самого знаменитого норвежца этого времени — Фритьофа Нансена. Усатый, подтянутый, крепкого телосложения. Правда, полярник предпочитал фракам спортивные куртки или свободные пиджаки.

Я поприветствовал посла по-французски, он изъяснялся по-английски. Английским я не пользовался давно, но к счастью, господин Танк строил свои фразы достаточно просто, без излишних конструкций. Так что, я тоже отвечал на уровне прилежного студента второго курса.

— Господин посол, как мне к вам обращаться? — первым делом поинтересовался норвежец. — Господин Кустов или господин Комаровский?

— Как вам удобнее, господин посол, — отсалютовал я своим бокалом. — Можете говорить Кустов, так короче.

Танк покивал, а потом неожиданно спросил:

— Вы не любите шампанское?

— Я очень люблю шампанское. Просто я его не пью, — улыбнулся я. Подумав, добавил: — Водку и вино тоже.

Посол Норвегии слегка расширил глаза, но подробности выяснять не стал. Так мне и вспомнился норвежец-официант на пароме между Норвегией и Швецией, спрашивавший у меня с женой — а что мы станем пить? Услышав, что мы планируем пить воду, он изумленно воскликнул, указывая на иллюминаторы, за которыми плескалось море: «Тут вода, там вода. А что пить-то будете?». Но это было в той жизни, здесь мы с Наташкой еще никуда не ездили. И шикарных паромов еще нет, да и вообще Норвегия довольно-таки бедная страна.

— Господин Кустов, мне бы хотелось задать вам несколько вопросов.

— Извольте.

— Что означает декрет вашего правительства «Об охране звероловных угодий Белого моря»?

Я удивленно посмотрел на норвежского пола. Странно, он не понимает, что написано в декрете? Мог бы и перевод запросить. Правда, я сам этого декрета не читал, но уже по названию можно догадаться, о чем идет речь. Вот, стало быть, зачем меня позвали. А я-то рассчитывал, что для чего-то более интересного. Например — о необходимости начать неофициальные переговоры, чтобы подготовить почву для встречи официальных делегаций. Что ж, потерпим. Поэтому, я позволил себе пожать плечами:

— А что там непонятного? Декрет означает только то, что он означает. Он призван охранять звероловные угодья Белого моря. Там все подробно прописано. РСФСР пытается сохранить своих морских зверей от варварского истребления.

— Но там еще указано, что вашей пограничной страже отдан приказ конфисковывать у нарушителей суда, снасти, грузы, орудия лова, самих же браконьеров арестовывать и судить. Какое право Россия, не признанная моим королевством, имеет право судить подданных его величества?

— Так судят не по признакам признания или непризнания, а по законам страны пребывания.И судят тех, кто эти законы нарушает. Нам все равно, кто является нарушителем — граждане Советской России, или подданные королевства. Если рыболовная шхуна откуда-нибудь из Мурманска вторгнется в территориальные воды Норвегии, разве ваши пограничники не примут меры к ее к выдворению или задержанию?

Действия своих пограничников посол комментировать не стал, а четко изрек:

— Господин Кустов, я уполномочен своим министром передать вам крайнее недовольство. От имени правительства Норвегии я категорически требую немедленно отменить и сам декрет, и термин — советские территориальные воды. Еще мы требуем объявить все Белое море и Чешскую губу открытым морем.

А харю вам вареньем не намазать? Может, еще и Северную Двину объявить открытой? Но я внимательно выслушал наглые требования, потом сказал:

— Господин Танк. Вы обращаетесь не по адресу. Я представляю интересы РСФСР во Франции, поэтому Норвегия в сферу моих интересов не входит. Конечно, я могу уведомить товарища Чичерина о нашем разговоре, но не более. Я бы порекомендовал вам обратиться к вашему правительству с предложением о признании моего государства де-юре, а уже потом мы станем обсуждать всякие тонкости. Пока у нас не будет дипломатических отношений, что-то от кого-то требовать крайне сложно. Когда в Осло разместится советское посольство, или хотя бы консульство, вашему правительству станет проще работать.

— Господин Кустов, — надменно вскинулся норвежец. — Я не нуждаюсь в ваших советах.

— Вот это и плохо. Вы даете советы мне, выдвигаете какие-то смехотворные требования к моему правительству, а в тоже время начинаете мне хамить.

— Я не хамил, — хмыкнул посол. — Я просто констатировал факт. Моя страна вела лов рыбы и била морского зверя там, где ей было нужно. И будет впредь ловить и бить.

— Что же, господин Танк. Будем считать, что я вас услышал. Как я понял, вы не намерены соблюдать законы Советской России на территории нашей страны. Стало быть, мы будем отвечать соответствующе. А раз дипломатических отношений у нас нет, значит, ваших рыбаков и китобоев никто защитить не сможет.

— Наших китобоев и рыбаков защитят наши пушки, — сразу же вскинулся господин Танк. — Катера вашей пограничной охраны ничего не сумеют сделать. А если не справимся мы, то нам на помощь придут английские боевые корабли.

Вот ведь, сволочь. Знает, что на севере у нас нет военно-морских сил. Они, конечно появятся, но к тому времени «потомки викингов» перебьют весь молодняк. И в чем еще мерзость ситуации. Норвежские промысловики станут убивать тюленей, свежевать их, оставляя на лежбищах и на льдинах окровавленные туши.

Как же бесит, если ты ощущаешь собственное бессилие. А еще — осознаешь, что на тебя смотрят со стороны и ожидают некой реакции.

Эх, ну как же хотелось сказать, что корабли англичан, если они войдут в наши воды, станут тонуть так же прекрасно, как и норвежские. Но говорить не стану. И не потому, что я дипломат, что мои резкие слова могут помешать установлению официальных дипломатических отношений, а потому, что угрожать — это не в нашем стиле. Не стоит никому угрожать, потому что угроза, не подкрепленная возможным действием — пустой звук. А у нас, увы, нет пока мощного флота на севере. Впрочем, у нас его и на юге нет, и на западе.

— Вот как? Английские боевые корабли? — спросил я, вложив в свои слова некую долю скепсиса. — Что ж, я приму это к сведению. И я сегодня же уведомлю свое правительство, чтобы оно по неофициальным каналам поинтересовалось у Великобритании — а давали ли они послу Норвегии во Франции разрешение распоряжаться