Ах, с каким сладостным удовольствием выпил бы Комов какого-нибудь вкусного пива из запасов наглого капиталиста. Но теперь пришлось буркнуть:

— Виски.

— Поддерживаю ваш выбор. Присаживайтесь, — пригласил Смагин опуститься в кресло сдобной формы, а на широком и низком деревянном столе стали появляться современные атрибуты гостеприимства: ваза со льдом, два кряжистых стакана с изображением далекого Лондона и бутылка с шагающим человечком.

— За наших лучших пинкертонов!

Под эту то ли насмешку, то ли лесть Комов глотнул плотную жаркую жидкость, цветом издевательски похожую на желанное пиво.

— Теперь я вас слушаю, Алексей.

— Обстановка изменилась, Игорь Матвеевич.

— Улучшилась или ухудшилась?

Комов еще раз приложился к напитку.

— Помните ту штуковину, что вы нашли в машине? Это уже позавчерашний день. Прогресс у этих существ идет очень быстро. У людей между топором и паровозом прошли тысячи лет, а им потребовалась всего лишь пара недель.

— Они построили железную дорогу? — заинтересовался Смагин и тоже хлебнул из стакана.

— Хуже.

— То есть?

— Хуже — значит, хуже, — сказал Комов, раздражаясь от законного, в общем-то, Смагинского любопытства.

— Странный ответ на вполне конкретный вопрос, — сказал, тоже раздражаясь, Игорь Матвеевич.

— Если бы я знал точно, я бы вам рассказал.

— Так расскажите, что знаете.

— Это только догадки и предположения.

— Получается — вы оторвали меня от всех дел…

— Срочных, — подсказал Комов.

— Срочных. И важных, — подтвердил Смагин. — Исключительно чтобы сообщить о том, что у вас имеются некие неясные подозрения, которые вы не в состоянии открыть?

— Не совсем так. Я хочу сообщить, что должен по крайней мере несколько дней быть неотлучно с вами.

Смагин на некоторое время потерял дар речи; глаза сузились и посмотрели на Комова с насмешливой брезгливостью — как при первом знакомстве.

— Я держал вас за более серьезного человека.

— Я серьезен, — сказал Комов с драматизмом, достойным лучших театров этой страны. — Поверьте, я безумно серьезен!

— Значит, в этой вашей сумке… — начал догадываться Смагин.

— Тапочки, зубная щетка и все прочее, — подсказал Комов, умолчав, однако, о пистолете.

— Потрясающе! — воскликнул Смагин. — Какой основательный подход к делу! А нужно ли это?

— Во-первых, я отвечаю за вашу жизнь, поскольку знаю, что вы в опасности. Если вас ухлопают, буду чувствовать себя виноватым.

— И не спать ночами, — хмыкнул Игорь Матвеевич. — Я легко освобожу вас от этой заботы. У меня есть друзья в лучших охранных структурах. У меня, в конце концов, телохранитель на лестнице…

— Никакие охранные гении не имеют представления, от чего вас надо защищать. А доходчиво растолковать им я не берусь. Может — вы сами?

Смагин добросовестно подумал.

— В принципе я с вами согласен. А во-вторых?

— А во-вторых, — сказал Комов с гораздо меньшим пафосом, — я уверен, что вас… за вами… — он запнулся, но решил всё же играть в открытую, — Короче, у меня есть основания полагать, что охота за вами идет уже на другом уровне. И когда-нибудь вы с охотниками всё равно встретитесь.

— Если не уеду куда-нибудь подальше.

— Вот до тех пор я с вами и побуду. И, когда произойдет встреча, я хотел бы быть рядом.

— Значит, на живца ловите? — ожесточился Смагин.

— На мне расследование, — объяснил Комов. — А я привык каждым расследованием заниматься серьезно.

— Да уж куда серьезней! — усмехнулся Игорь Матвеевич. — Может у вас и манок какой имеется, а?

— Манка нет, — сознался следователь. — Да его и не нужно. С вами во всяком случае.

Смагин хотел еще что-то добавить, но после этих слов ограничился тем, что вылил себе в рот всё, что оставалось в стакане.

В этот момент в кармане у него заиграл Моцарт. Игорь Матвеевич выудил мобильный телефон и загробным голосом сказал:

— Слушаю.

— Да нет, все нормально, — сказал он, немного погодя (очевидно, отвечая на удивленные расспросы).-Просто удручен положением в Экваториальной Африке.

"Извините", — шепнул он Комову, давая понять, что разговор затянется.

Чтобы показать воспитанность, следователь вылез из кресла и отошел к шкафу, где за стеклом заманчиво построились корешки книг. Впрочем, Комова давно подмывало это сделать.

Ничего вопиюще интересного он, как и подозревал, не увидел. Сверкала тут золотом "Тысяча и одна ночь", Достоевский неприязненно отворачивался от Майн Рида. Всё, разумеется, стерильное, не читанное. Среди альбомов живописи в черных фраках затесалось "Пиво Российской империи" в коричневом армяке — единственная книга для души (видно было — не раз открытая).

— Все поросята пришли в стойло, кроме двух, — говорил между тем Смагин в телефон. — Не знаю. Значит, где-то заблудились. Вот и разберись с ними…

Комов вздохнул, открыл шкаф и, достав "Словарь антиквара", сделал вид, что увлекся иллюстрациями.

Он вздрогнул, когда по изображению серебряного набора для варенья и по его лицу порхнула тень. Вроде как от птицы.

"Нервы совсем что-то…"

Комов посмотрел в окно — и снова там мелькнуло что-то. Светлое и юркое.

На мгновение позже, чем хотелось бы, следователь догадался, что это могло быть. Но все же успел проорать:

— Ложись!..

Ошарашенный этим криком, Смагин подпрыгнул, словно ужаленный, за полсекунды до того, как из окна хлынул стеклянный водопад, и вторая ракета (первая высадила окно) прошла мимо и разнесла одно из желтых стекол, украшавших дверь в кабинет.

— На пол! Живо! — закричал Комов, но Игорь Матвеевич, похоже, его не слышал.

Вместе со свежим воздухом в комнату ворвался летательный аппарат, похожий на смешной детский самолетик. Оттаяв наконец, Смагин нырнул под стол, а над ним брызнула фейерверком вазочка со льдом.

Пилот не видел следователя Комова, который прилепился к шкафу сбоку от окна. Всё еще с книгой в руках, прошу заметить. Разумеется, не раздумывая, Алексей тут же метнул в налетчика "Словарь антиквара", который, распушив страницы, с шуршанием понесся в воздухе. Пилот легко ушел от столкновения, но новый заход на цель был испорчен. Вот вам польза от неуемной страсти к чтению! Не давая врагу опомниться, Комов схватил первый попавшийся под руку предмет и запустил им вслед за "Словарем". Предметом оказалась увесистая ваза. Алексей даже не успел понять, какого она была цвета: вроде желтая, а вроде синяя. Да и какая разница, если, долетев до стены, она все равно превратилась в облако осколков.