Побежал к лесу. Что меня гнало – не знаю. Страх, ужас или чувство близкой смерти. Наверное, все вместе. Раньше я никогда не видел такого. Свои или чужие – для смерти это не имеет значения. Для нее все свои.

В лесу отдышался и упал на траву. Сначала меня начало трясти, потом вырвало. Перед глазами стоял блокпост и перестрелявшие друг друга люди.

Ощущение смерти долго еще не покидало меня. Не знаю, сколько времени я не решался развязать вещмешок, но думаю, что долго, потому что к тому времени, как открыл прихваченным штык-ножом банку с тушенкой, уже начало темнеть. Я ел, как животное, выхватывая куски мяса из жестянки руками, а жидкость выпивал большими глотками, давясь попадавшими в ней волокнами мяса и жира. Хлеб ломал и глотал большими кусками, почти не разжевывая. Все мои познания о правильном выходе из голодовки были отброшены сразу, как только мелькнуло в голове: сейчас совсем другая ситуация. Во мне проснулись дремавшие звериные инстинкты.

Понемногу придя в себя, хотел было вернуться на блок-пост, но как только вновь представил, что там увижу, ноги сами понесли меня в другую сторону.

Всю ночь я шел, благо светила луна и ориентироваться было легче.

Утром решил как следует выспаться. Как хорошо, когда есть еда и тебя не беспокоят! Достал буханку хлеба и вторую банку тушенки. Но тут почувствовал, что как будто кто-то толкнул меня в спину: ты, рожа дезертирская, а какое ты право имеешь жрать чужой паек?! Посмотрел на банку и уже самостоятельно додумал: а ведь это правда: ем не свое. Фактически, я вор.

Есть сразу же расхотелось, и я убрал банку обратно в мешок, лишь отломив себе маленькую корочку хлеба, которую долго жевал. Но тут же неожиданно пришла другая утешительная мысль: «Я бы смог, конечно, заработать себе на хлеб, но где и как? Сейчас сделать это практически невозможно. А жить надо. Ведь ребята теперь в еде не нуждаются. Пусть я дезертир, но и преступника надо кормить. Даже с военными преступниками обходятся гуманно. Пока вина не доказана, и мне не вынесен приговор, я такой же гражданин, как и все».

С этими мыслями уснул и проспал почти весь день, потому что еще раньше решил, что дальше пойду ночью. Опять светила луна, и я благополучно прошел еще километров двадцать.

Утром устроился на привал возле небольшой речки, по берегам которой росли корявые ивы и несколько таких же березок. Речка сбегала с горы, и ее окружала прохлада, создавая свой микроклимат, располагающий к тихому безмятежному отдыху под разноголосое пение лесных птах. Сидя на берегу, вспомнил о водке, но пить на голодный желудок не решился. Слегка подкрепившись, выждал примерно полчаса и только после этого выпил граммов сто пятьдесят. Вскоре мне стало легко, усталость в мышцах прошла, а глаза закрылись сами собой.

…Счет времени потерял окончательно. Судя по буйному разнотравью в низинах, весна все больше и больше подходила к лету. Мне встретился еще один блокпост, но я побежал от него, не разбирая дороги, как затравленный заяц. Снова где-то петлял, прыгал через распадки, цеплялся за кусты и деревья, стараясь как можно дальше убежать от злополучного места, где коварная смерть поджидает очередную жертву.

Я так и не мог понять, где нахожусь. Мог сказать только, что иду на юг, может быть, немного забирая на запад. Эх, знать бы, где этот Степанакерт! За время перехода запечатленные в памяти географические познания начали путаться, но название этого города не забылось. Часто твердил его про себя, как заклинание, надежду на спасение, и само слово «Степанакерт» немного согревало.

Провиант давно закончился. Остатки хлеба я расходовал экономно, строго разделив его на крохотные пайки, и теперь в противогазной сумке, которую нашел на блокпосту, оставался черствый кусочек, да еще во фляге плескалось несколько граммов водки. Ее оставил из соображений какого-нибудь чрезвычайного происшествия – вдруг придется промыть рану или протереть ссадину. За время пути я изрядно поизносился: свитер был грязный, из него везде торчали нитки, светились дыры, джинсы изодрались в лоскуты, а из носков кроссовок выглядывали изодранные пальцы.

Ко всему этому добавилась еще одна беда: когда небо затянула сплошная низкая облачность, потерялись последние ориентиры. Два дня я скитался по горам, пока не набрел на хоженую тропинку. Она вывела меня на невысокий холм, под которым в низине показалось селение. Выше, на противоположном холме над обрывом виднелись очертания не то замка, не то старой крепости. Я решил отправиться туда.

Спустившись лесом в широкий распадок, а потом взобравшись вверх, спрятался в кустах и стал рассматривать одинокое старинное строение, стоявшее ниже по открытому склону, метрах в полутораста от леса на открытой скалистой площадке. Это была широкая квадратная башня, высотой примерно с четырехэтажный дом, сложенная из обтесанного камня и чем-то напоминавшая шахматную туру. Образовавшийся за ней двор, в котором виднелись покосившиеся крыши каких-то хозяйственных построек, полукругом замыкал пристроенный к башне высокий, неровный забор. Местами он был сложен из камня, а местами зашит досками.

Неотрывно наблюдая за высокими железными дверями, располагавшимися прямо посередине башни, я заметил какую-то табличку. На ней что-то было написано, и я хотел было подойти прочитать, но потом решил дождаться темноты. У меня оставалось четыре спички в коробке, прихваченной на блокпосту вместе со штык-ножом и противогазом. Если не будет луны, чтобы разглядеть надпись, пары штук мне хватит.

Однако прочитать написанное мне не довелось, потому что вдруг прошел сильный, но короткий дождь, и я мгновенно вымок до нитки вместе со спичками. Ужасно замерз, после дождя сразу выпил последнюю водку, чтобы хоть как-то согреться, после чего интерес к табличке совершенно пропал. Помню, что вяло подумал: надо бы узнать, кто живет в этой крепости, если в ней вообще кто-то живет…

Вскоре теплый ветер обсушил меня, и я немного согрелся, но от усталости и напряжения сразу же уснул. На рассвете меня разбудил странный стук. Протерев глаза и бросив взгляд на крепость, я увидел возле дверей смуглого мужчину, который своей молодцеватой осанкой, лихо подкрученными усами и широкими галифе над блестевшими хромом сапогами чем-то напоминал гусара. Одет он был в куртку цвета хаки и прикладом автомата выстукивал в дверь что-то типа «Спартак чемпион». Через пару минут дверь открылась, послышался женский голос. Мужчина вошел в крепость, и мне ничего другого не оставалось, как снова наблюдать.

Часа через полтора из-за горы появилась серая туча, и внезапно начавшийся дождь заставил меня перебежать из кустарников ближе к лесу под большую сосну. Дождь быстро закончился, а там и дверь неожиданно открылась. Я увидел женщину. Лица ее не разглядел, потому что рядом, закрывая ее своей фигурой, шел тот, который стучал в дверь. Его я узнал по одежде. Только сейчас у незнакомца не было автомата.

Парочка направилась в лес. Мужчина, пока они шли по открытому месту, несколько раз оглянулся назад, будто боялся, что кто-то увяжется следом, но по сторонам не глядел. Я пошел за ними, скрадываясь за подлеском и прячась за толстыми стволами – там, где лес хорошо просматривался. Боясь потерять людей из виду, вдруг оказался совсем рядом с ними. Тогда опомнился и только тут подумал, что если этот мужик – боевик, то он наверняка умеет слушать тишину, и каждый посторонний шорох его насторожит. Но этого не произошло – похоже, за время скитаний я научился передвигаться беззвучно, как неуловимый снежный человек.