– А, может, я хочу прикончить его иным способом? – вновь огрызнулась Ойла. – Может, я хочу рассечь ему поджилки, а затем с корнем вырезать язык, глядя ему прямо в глаза?

– Ну что ж… – Я лишь развел руками. – Надеюсь, твой обидчик – не Ярбор Трескучий, не Гиш и не Пек. Потому что до их поджилок, а тем более языков тебе вряд ли добраться.

– Не такая уж сложная задача, как тебе кажется, – фыркнула Ринар. – Что наемники, что твой кригариец – все они одинаковы, когда упьются до полусмерти. Валяются и храпят – подходи и делай с ними что хочешь.

– Ван Бьера с ними не равняй, – вступился я за «лучшего друга». – Даже пьяный вдрызг он спит вполглаза и все отлично слышит… Жаль только, он не расслышал, как к нему подкрался сзади Гириус со своим блитц-жезлом. Ну ничего – им еще несколько дней до Фенуи добираться. Готов поспорить, Баррелий и без нас придумает, как ему освободиться…

К седлу ойлиной лошади был приторочен вещмешок, из которого торчало горлышко меха с водой. И первым моим порывом, естественно, было попросить у Ринар напиться. Но тут неожиданно во мне взыграла гордость, оказавшаяся сильнее жажды. Стиснув зубы, я промолчал, хотя все во мне отчаянно протестовало против такого самоистязания. И все же я решил проявить стойкость и сначала добраться до брошенных отрядом пожитков.

Впрочем, мне не пришлось насиловать иссушенное горло, разговаривая с Ойлой по дороге. Она была в своем привычном дурном настроении, и все, что я мог бы от нее услышать, это очередную издевку. Правда, когда я поплелся за ней, она не возражала. Разве что не преминула наградить меня презрительной ухмылкой, говорящей «Ха! Ну еще бы!».

До фургонов Марготти, что были теперь разграблены подчистую, оказалось рукой подать. Расчищая дорогу каравану, наемники стащили дохлых криджей на одну обочину, а оставленные вещи выгрузили на другую. Тела же погибших соратников они свалили в одну из волчьих ям и засыпали ее землей.

Выжившие криджи, по всем признакам, сюда не возвращались. Но такая опасность не исчезла. Баррелий рассказывал, что в их подземном мире туговато с пищей, и у гномьего отродья в порядке вещей пожирать мертвых собратьев. Ну а здесь для криджей были заготовлены вчера горы еды, пройти мимо которой они попросту не смогут.

Вода!

При виде валяющихся среди прочих вещей, нескольких бочонков внутри у меня заиграли фанфары. Но я не запрыгал от радости лишь по одной причине – все той же гордости. Не знаю, зачем я крепился, если Ойла все равно смешивала меня с грязью всякий раз, как открывала рот. Видимо, сказывалось мое благородное происхождение, ведь я был не абы кем, а сыном гранд-канцлера Дорхейвена. О чем Ринар, естественно, не знала, и я не намеревался ей в этом признаваться.

Подчеркнуто неторопливо я откупорил один бочонок, потом завалил его на бок и, подставляя ладони под струю, вволю напился. Блаженство! В отцовском дворце я пил много вкуснейших соков, морсов, лимонадов и других напитков (кроме крепких, естественно). И все они не шли ни в какое сравнение с этой отдающей затхлостью водой, набранной в горной реке. Казалось, я мог бы опорожнить весь бочонок до дна, а затем приняться за второй. Вот только мой желудок не обладал такой вместимостью, и вскоре я был вынужден остановиться, дабы не лопнуть.

Утолив жажду, я принялся рыться в разбросанных вещах и – о, счастье! – наткнулся на свой вещмешок! Наемники вышвырнули его, небось, и не предполагая, что я вернусь и разыщу свои пожитки. Правда, кто-то все же успел по нему потоптаться, и моя фляга из сушеной тыквы это не пережила, превратившись в обломки. Зато небольшой мех, в котором ван Бьер когда-то хранил свой бренди, был цел. Его я и наполнил остатками воды, что продолжала вытекать из отрытого мной бочонка.

А вот в продуктами на этой свалке нам не повезло. Водой наемники еще могли разжиться по дороге, выехав из Скорбящего леса, но достать еды им было негде. Поэтому они ею не разбрасывались, так как не желали грабить попутные деревни и привлекать к себе внимание. С таким ценнейшим грузом им, напротив, требовалось вести себя тише воды ниже травы. И улыбаться каждому встречному и поперечному – наверняка это понимал даже твердолобый Ярбор, не говоря об остальных.

– Закопай вас Гном! – выругался я. Еще раз оглядевшись, я только сейчас обнаружил то, чего мучимый жаждой поначалу не заметил. Тележка Баррелия! Она стояла в стороне, такая же брошенная, как и прочие вещи. И, судя по торчащему из нее оружию – тому, что целиком в нее не помещалось, – оно наемников не интересовало. Поэтому они списали в ненужный балласт и его. Вместе со столь же ненужной им тележкой.

– В чем дело? – осведомилась Ойла, отвлекшись от копания в пожитках. Она перетряхивала пустые мешки из-под овса, ища корм для лошади.

– Эти сволочи выбросили вещи Баррелия, – ответил я, указав на тележку. – Придется забрать их с собой. Не могу же я оставить здесь его добро.

– Дурацкая мысль, – не оценила мою заботливость Ринар. – На кой нам эта обуза? И весу в ней много, и громыхает она на каждой кочке все равно, что твоя кузница.

– Буду тащить ее столько, сколько смогу, – рассудил я. – Не знаю, обрадуется ван Бьер или нет тому, что мы хотели его спасти. Но вот за то, что мы спасли его железо и шмотье, он нам спасибо скажет.

– Ну как хочешь, – отмахнулась Ринар. – Только если выдохнешься, на меня не рассчитывай. Я к этой штуке и пальцем не притронусь.

Насчет шмотья я, однако, не угадал. В тележке обнаружился лишь кригарийский арсенал. А одежда, обувь и, главное, наши денежные и золотые запасы, были подчистую разворованы. Горестно повздыхав – золото мне бы очень пригодилось, если наша с Ойлой затея не выгорит, – я выкатил тележку на дорогу. И, забросив в нее свой вещмешок, приготовился тянуть ее дальше.

Лошади тоже повезло. Вывернув наизнанку все найденные мешки, Ойла натрясла из них небольшую кучку овса. И прежде чем мы отправились в дальнейший путь, дала голодному животному малость подкрепиться. Я же глядел, как оно хрустит овсом, и с неохотой думал о том, что поскольку я не раздобыл для себя еды, вскорости придется мне идти на поклон к Ринар. И выпрашивать еду у нее, как бы мне это ни претило.

Что думала Ойла, поглядывая на меня и тележку, я понятия не имел. Но теперь, когда я решился ее сопровождать, да еще позаботился о вещах Баррелия, она смотрела на меня уже не так презрительно.

И это мне, честно признаться, нравилось.

Это была очень странная погоня.

Двое подростков в глубоком тылу армии южан преследовали караван с золотом, украденный вооруженными до зубов наемниками. Причем рисковали мы куда больше, чем они. Им приходилось бояться лишь вражеских солдат и гномьего отродья. А нам – всех подряд: и солдат, и отродья, и самих наемников, что могли нас обнаружить, и разбойников, которых, я уверен, скрывалось немало в этих горах.

Тем не менее, держась позади отряда в трех-четырех полетах стрелы, мы упорно шли по его следам. Благо тех в грязи оставалось столько, что замести их наемники не смогли бы при всем старании. Да они и не тратили на это время, хотя по-прежнему опасались, что южане отправят за разорителями Годжи кавалерию.