Если отец был рядом, Амалия, украдкой осмотревшись вокруг – с любопытством и опаской, – склоняла голову на плечо мужа и казалась счастливой. Эта ее уловка ошеломляла меня. В растерянности я не знала, в каком направлении мчаться вдогонку маме: по траектории, намеченной ее взглядом, или вдоль плавной линии, которая скользила от ее макушки к плечу отца. Я сидела возле Амалии и дрожала. Даже звезды, особенно яркие летом, казались сверкающей проекцией моей тревоги. Я так сильно стремилась вырасти не похожей на маму, что постепенно разучилась видеть свое сходство с ней.

Солнце стало припекать. Я отыскала в сумке свой паспорт. Долго изучала фотографию, пытаясь разглядеть в себе черты Амалии. Снимок был сделан совсем недавно, когда пришло время менять документ. Достав ручку, я нарисовала себе мамину прическу; солнце жгло затылок. Мои короткие волосы превратились в длинные, я отвела их назад, пышно уложила на висках и заколола так, чтобы они красиво обрамляли лицо и черной смоляной волной опускались на лоб. Потом добавила непослушный завиток над ухом. Посмотрев на себя, я улыбнулась. Эта прическа прежних лет, модная в сороковые годы, но уже редко встречавшаяся в пятидесятые, мне шла. Вот она, Амалия. Я – Амалия.