– Нет.

– Да, родной.

– Ладно, – уступил Скворцов. – Только не позволяй ему…

– Я знаю…

Галантно распахнув перед девушкой дверь, старший лейтенант взял ее под руку и провел по коридору в укромный уголок у окна с современными стеклопакетами.

– Вы мне кажетесь наиболее разумной, – впервые на рыбьем лице появилось человеческое выражение. – Именно поэтому я выбрал вас, а не вашего супруга.

– К чему вы клоните?

Мужчина сурово сдвинул брови:

– Сейчас вы вернетесь в кабинет и скажете, что обознались. Да, вы видели, как в усадьбу Мамедова лезли какие-то молодые люди, однако не уверены, что это именно детдомовские парни. Это во-первых. Ни к какому Зайцеву мы с вами не пойдем. Это во-вторых.

Она смело взглянула ему в глаза:

– Почему вы думаете, что я соглашусь?

– Потому что, повторяю, мне кажется, что вы разумнее супруга. Вы же не хотите, чтобы его случайно покалечили, а то и вовсе убили в драке, которые в Мидасе, поверьте, очень часто случаются.

Журналистка побелела:

– Вы подлец!

Старший лейтенант усмехнулся:

– Вот она, благодарность. А ведь я заслужил по крайней мере спасибо. Или вы хотели, чтобы все, о чем я говорил, произошло случайно?

Она стояла напротив него, сжав кулаки и не находя слов.

– В общем так, красавица, – его тон стал развязным. – Я тебя предупредил. У тебя два варианта поведения, выбирай сама. Результат ты представляешь.

Милиционер повернулся к ней спиной и зашагал в кабинет. Бледная и растерянная, Катя еще несколько минут стояла, прижавшись к холодной стенке. Да, несомненно, она сделает выбор, и выбор этот будет не в пользу справедливости. Как объяснить это Косте сейчас, при Мамедове, который тоже рассчитывает на их помощь? Впрочем, какое ей дело до Мамедова? Интересно, как бы поступил он, посоветуй ему этот хлыщ с рыбьими глазами зажарить ее заживо в обмен на свои деньги? Достав из кармана платок и вытирая струившийся по лицу противный липкий пот, девушка медленно пошла по направлению к кабинету. Как ей хотелось оттянуть неприятный момент!

– Вы что-то хотите сказать?

– Я ошиблась… – прошептала Зорина.

– Громче!!!

Скворцов смотрел на нее, разинув рот. Толстый татарин тоже потерял дар речи.

– Я ошиблась… Извините меня…

Почуяв неладное, Костя отвернулся к окну. Мамедов вплотную подошел к журналистке:

– Как это понимать?

– Товарищ старший лейтенант сейчас показал мне фотографии, – она была противна самой себе, – на которых сняты правонарушители Мидаса. Среди них – парни, очень похожие на тех детдомовцев. Однако это не они.

– Вы уверены?

– Да.

Черные глаза татарина буравили ее.

– Вы поменяли свои показания под давлением?

– Нет.

– Вы будете на них настаивать?

– Пойдем отсюда, – Скворцов взял жену за руку и вывел из отделения полиции. Очутившись на воздухе, девушка вздохнула полной грудью.

– Прости меня.

– Что он тебе сказал?

– Наверное, несложно догадаться.

Оперативник сжал кулаки:

– Он что же, угрожал тебе?

– И был прав. Зря мы ввязались в это дело, – журналистка взяла его под руку и потащила к дому.

Он остановил ее:

– Постой, ты ли это говоришь?

Девушка отвела глаза:

– Иногда мне тоже хочется отдохнуть от детективов. Я хочу наслаждаться жизнью в полном объеме, – на ее глазах показались слезы. – Ты понимаешь меня? Я устала от бесконечных криминальных историй, – Катя погладила его плечо. – Прошу тебя, не надо мучить меня вопросами. Я решила: здесь я только отдыхаю.

Константин со злостью сорвал с дерева листок:

– Как знаешь.

– Идем домой.

По дороге оперативник так и не вымолвил ни слова. Зорина знала: муж отходчив, однако в данном случае его молчание могло продлиться целую вечность. Он считал ее неправой и готов был защищать свою точку зрения.

– Ну, не обижайся.

Супруг не ответил. Первую ночь за все время после женитьбы Катя и Константин провели в разных кроватях.

– И все же, Алексей Викторович, вы должны принять меры.

– Интересно, какие?

Как всегда импозантный, щеголеватый Зайцев шагал по аллее, снисходительно глядя на воспитательницу шестого детского дома Ларису Евгеньевну Клюшкину, бежавшую за ним и заглядывавшую в глаза.

– Эти дети больны, им не следовало ехать сюда, – Лариса Евгеньевна трясла перед его носом ворохом справок. – У них шизофрения… – далее последовала какая-то замысловатая фраза на латыни. Директор лагеря поморщился:

– Но им разрешили медики.

– Это меня и удивляет.

– А мне что прикажете делать?

Клюшкина пригладила седую шевелюру:

– Позвоните Максиму Петровичу. Он должен понимать, чем это грозит. Им вредно сильное солнце, приступы усиливаются и учащаются, и бог знает, к чему это может привести.

Алексей Викторович крякнул:

– Терлецкий на отдыхе. У меня нет с ним связи.

Воспитательница улыбнулась:

– Зато она, вероятно, есть у Веры Акимовны? Разве это не она разгуливает по парку?

Мужчина недовольно уставился на собеседницу:

– Я ей передам.

Пожилая женщина не отставала:

– И когда вы сообщите его решение?

– Как только, так сразу.

Ей, видимо, не понравился его тон:

– Поймите: промедление смерти подобно.

«Однако просто так от этой чертовой старухи не отделаешься», – со злостью подумал он и достал блокнот:

– Как, вы сказали, их фамилии?

– Ковалев, Волобуев и Руденко.

– Хорошо, я передам Максиму Петровичу. А вы напрягите вожатых. Смотреть за детьми – их обязанность.

Темные глаза с сомнением уставились на него:

– А также и наша с вами. Так я могу быть уверена в вашем содействии?

«Старая ведьма», – произнес Зайцев про себя, но вслух сказал:

– Естественно. Займусь этим прямо сейчас.

– Большое спасибо.

Спрятав блокнот, директор вздохнул с облегчением. Кажется, поверила! В таких вопросах для него главное – выиграть время. А там… Действительно, одному богу известно, что будет потом. В кармане запиликал мобильный.