очнулся на поверхности. Он долго не понимал, кто он и где. Чуть позже, когда, устав от бега, он бездыханным телом упал в заросли чертополоха, воспоминания начали возвращаться. Он как наяву увидел себя, сжимающего в руках длинную иголку. Услышал, как шепчет слова проклятия, которое, как оказалось, неизбежно принесло бы смерть, закончи он его. Почувствовал, как разрывается сердце от боли, когда понял, кого он старался убить. Расцарапанные ладони обхватили израненные предплечья, а из горла вырвался одинокий громкий вопль ужаса. Он знал — теперь дорога домой ему заказана. Жители Регстейна не были одной огромной семьёй: они часто ссорились, посылали друг друга к праотцам, доносили друг на друга кругу семи… И только одно было всегда под запретом — угрожать жизни одному из своих. Ведьм и так оставалось мало. Каждая девушка могла иметь только одного ребёнка, не все из которых выживали в вечном холоде, затхлом воздухе и темноте. Сокращать численность населения народа, который находился на грани вымирания, было строго-настрого запрещено. Нарушивших этот единственный закон, который ведьмы почитали больше остальных, ждало изгнание. Что ж… Он, видимо, изгнал сам себя.

Крис продолжал сидеть на одном месте, покачиваясь из стороны в сторону с безумным взглядом, когда его заметили люди. Его привезли в какой-то замок, располагающийся по другую сторону подземелья, умыли, одели и накормили… А он всё продолжал думать о своей семье, провожая людей отсутствующим взглядом. На его бледной шее нервно дёргалась пульсирующая голубая жилка, выдавая его состояние. Мама. Он потерял маму. Единственное существо, ради которого стоило жить. Единственное существо, которое он пытался убить.

— Кристер, — снова раздался голос, отвлекая его от воспоминаний, и Крис, тряхнув головой, понял, что находится в библиотеке замка, куда его доставили спасители.

Высокие каменные своды покрывали яркие рисунки сражений двух народов, что жили когда-то в мире и согласии, а теперь память об одном из них оказалась стёрта с лица земли. Вдоль стен тянулись длинные книжные полки, доходившие до самого потолка. В углу комнаты, перед камином, который топился в любое время года, лежала звериная шкура и стояло большое глубокое кресло. Крис, который ещё несколько недель назад почти не умел читать, теперь всё время проводил в библиотеке. Он хотел понять, что с ним произошло и что он такое. Он — тот, кто пытался убить собственную мать. Крис подсаживался как можно ближе к огню, стараясь согреться, но жар от камина не помогал. «Из холода в холод», — в очередной раз повторил он про себя и, наконец, обратил внимание на служку, протягивающего ему свиток.

— Ну и что это? — Крис протянул руку, чувствуя, как пальцы теряют драгоценное тепло, которым едва успели напитаться. — Он развернул свиток и пробежался глазами по тексту.

Когда на небе встретятся солнце и луна,

Схлестнутся вода и пламя,

Появится на свет пророчества дитя,

Мир поделив надвое.

Свет станет Тьмою,

А Тьма — светом.

Звук — тишиной,

Тишина — звуком.

Желанный — предателем,

Боль — смехом.

И мира грядёт новая веха.

Жидкое пламя в глазах горя,

На престол возведёт царя.

— Это пророчество, — произнёс густой и низкий голос. В библиотеку вошёл хозяин замка. Глава Ордена.

Крис не знал, что это за Орден, подбирающий бродяжек, спящих в траве, а потому держался настороженно. За те дни, что он оказался в замке, Главу он видел только на портретах, что висели на стенах главного зала. Не узнать его было сложно: взгляд высокого мужчины проникал прямо в душу, казалось, от этих глаз янтарного цвета было невозможно укрыться. Во внешности хозяина не было ничего примечательного: высокий рост, светлые волосы с седыми прядями, карие глаза и широкие ладони, удивительные для стройного тела. Один только взгляд намекал на то, что шутить с мужчиной не стоит.

— Берси, выйди и закрой за собой дверь, — сказал тот, кивнув служке.

— И зачем мне пророчество? — Крис пододвинулся поближе к камину. Могло показаться странным, но в этом пугающем замке он, выросший в мрачном Регстейне, мёрз сильнее, чем в подземелье.

— Потому что оно про тебя, — мягко ответил мужчина, усаживаясь рядом, — про тебя, Крис. Про жителя Регстейна.

Глава 7

20 лет назад

Спутанная пряжа кругами падала под ноги, запутываясь ещё больше. Девочка сидела на скрипучем стуле и, высунув от усердия язык, старалась нанизать на деревянные спицы хотя бы несколько петель. Не получалось. Тогда она фыркнула, и, наклонившись, бросила пряжу в плетённую корзину, стоящую под кроватью.

— Ри, дочка, — мужчина, сидящий на кровати, добродушно улыбнулся, — не выходит?

— Нет, — Эйрин уткнула руки в бока и сердито нахмурила чёрные бровки, — совсем не получается. И почему мне нельзя к Тире? Там интереснее!

Мучиться со спицами её заставляла мама, в то время как сама Эйрин с большей радостью бы помогла одной из круга семи — красивой Тире, похожей на статуэтку. Молодой травнице всегда требовались руки: перетереть высушенные стебли, отделить ягоды от листьев, отмерить нужное количество на настойки — времени на всё у неё не хватало. Эйрин же любила приходить в пещерку Тиры, увешанную травами, и ковыряться в огромных сундуках, доверху заваленных цветами. Вот только маме почему-то это не нравилось.

— Иди ко мне, — Стейн отложил свёрток, который держал в руках, и подхватил на руки дочку, попутно щекоча ей рёбра. По пещере разлетелся звонкий детский смех.

— Опять балуешь её? — Венди неслышно подошла к пещере и теперь с мягкой улыбкой смотрела на любимых мужа и дочь. Её усталое лицо просияло, когда Эйрин, скатившись с папиных коленей на пол, подбежала к ней и уткнулась носом в подол пыльного тёмно-синего платья.

— А как тут не баловать? — Стейн бросил в сторону жены лукавый взгляд.

Венди часто ругала его за отсутствие строгости в воспитании, но он знал, что на самом деле женщина рада тому, что дочке от него достаётся та любовь, которую Венди сама не успевает дать ей, пропадая с утра до вечера на работе. Это было видно по её лучащимся глазам, по лёгким порхающим движениям рук, по ласковым словам.

— Солнышко