Классической культурой принято считать ту, что направлена на культивирование в человеке гуманистических начал. Условно ее можно назвать «культурой света». Но фактически классикой может стать и «культура зла». Например, документальная лента Л. Рифеншталь «Триумф и воля», прославляющая германский фашизм, — безусловно выдающееся достижение кинодокументалистики. Таким образом, вопрос Пушкина о совместимости гения и злодейства был решен положительно. Художник свободен в своем праве присоединиться к одной из антагонистических сторон бытия.

В 1930-е годы М. Горький вопросил: «С кем вы, мастера культуры?» Его жизнь — свидетельство того, сколь трудно сделать выбор между злом и добром. Горький колебался, но не в выборе позиции, ибо всегда твердо стоял на позициях гуманизма, а в том, что является злом в конкретном случае. Он то призывал к революции (стихотворение «Буревестник»), но критически встретил революцию большевиков, чтобы затем помириться с ними, принять их правду и попасть в объятия Сталина… Эти метания понятны: зло многолико, демагогично, по-своему эффективно. Немало мыслителей бились над формулированием отличий добра от зла. И немало тех, кто прилагал усилия, чтобы размыть моральные критерии в искусстве и философии.

В годы «перестройки» интеллигенция получила долгожданную свободу. После чего оказалось, что новая культура ориентируется прежде всего на телесный низ, на самые простые реакции человеческого организма, на то, что называются «низменными потребностями». И ради этого интеллектуалы шли в тюрьму, писали письма протеста, сокрушили «советский строй» вместе с огромной страной? И все ради того, чтобы в России «появился секс»? Есть от чего озадачиться. Если нас «умом не поймешь», тогда надо обратиться к психиатрии. Разгромить вторую промышленную и научную державу мира, низвести культуру до уровня развлекаловки и потребиловки черни — это разве не кретинизм?

И причины создавшего положения стали искать. Вышло много статей, книг с яростной критикой и с самыми разнообразными толкованиями причин цивилизационной катастрофы (правда, такой коммерчески выгодной!). А с другой стороны, все предсказано в фильме «Пролетая над гнездом кукушки» М. Формана, где, по выражению критики, есть «прямой вызов истеблишменту героя-одиночки, олицетворяющего собой бунтарский дух Америки 1960-х». То, что борец с «истеблишментом» многократно судим и социально опасен — ни авторов произведения, ни критиков не смутило. Только в картине обитатели психиатрички проиграли персоналу, а в России — победили. (Вообще, в фильме дана ложная альтернатива «медсестра» или «вожак». Плохи оба варианта.)

При современном либерализме произошло расщепление некогда единого понятия, заложенного традицией русской литературы — художник и гражданин. Позиция либералов: «художник ничего не должен обществу», порывает с традицией русского классического искусства, гласящей, что от деятельности художника во многом зависит духовное здоровье народа, а значит, на творце лежит особая ответственность. Былой постулат освящен авторитетом Белинского, Толстого, Достоевского, Салтыкова-Щедрина, Некрасова… Декаданс начала XX века нанес удар по нему, отделив художника от ответственности перед обществом. Новое рождение декаданса в 1990-е годы восстановило старый постмодернистский «дискурс»: «Я ничем не обязан обществу. Я имею право на любую свободу самовыражения» (и способ зарабатывания денег соответственно).

Стиль искусства следует за стилем жизни. А откуда возникает стиль жизни? Английский актер Энтони Хопкинс стал миллионером, сыграв каннибала в фильме «Молчание ягнят», потом жаловался журналистам, что 20 лет играл шекспировские роли, а звание рыцаря на родине получил за фильм о людоеде. Что делать, если общество все больше интересуют брутальные развлечения, а не излишни сложные страсти драматурга Шекспира.

Почему российские либералы предпочли именно этот тип культуры (масскультуры)? Наверное, потому, что он соответствует их менталитету. Они до сих пор жалуются на советскую цензуру, которая заставляла художников либерального толка наступать на горло собственной песне и соответствовать лучшим образцам мировой художественной культуры. «Идеалом» же оказалась чернушная сторона жизни.

В чем собственно вред «чернухи»? «Чернуха» в отличие от обычной жесткой критики социальных явлений отличается тем качеством, что лишает нацию воли. После просмотра (чтения) чернушной продукции остается крикнуть: «Да пропади пропадом такая страна!»

В Китае после завершения правления Мао Цзэдуна со всеми прелестями «культурной революции» и насильственной коммунизации, также можно было пойти по пути эксплуатации вчерашних ужасов, благо их хватило бы на сотни фильмов и тысячи книг. Но руководство страны избрало другой вектор: эмоции перевела в позитивное русло. «Не нравится старое? Тогда давайте работать и докажем, что можно жить иначе, но при этом обязательно обогащая и укрепляя общество и страну». При Горбачеве и Ельцине курс был прямо противоположный. Разрушители получили статус наибольшего благоприятствования. Причем среди них немало талантливых персон. Но их талант, так сказать, некрещеный. Фильмы красивы визуально. Красивы кадры. Изящны мизансцены. Но что притягательно в этих фильмах? Зло. В совокупности эти картины являются обратной иллюстрацией к тезису: «Красота спасает мир». Получается иное: красота не только не спасет мир, но может ускорить его крушение. Это таланты, идущие не к Свету (как было, например, у Тарковского), а так, как это описано М. Булгаковым в «Мастере и Маргарите». Булгаков описал судьбу таланта (Мастера), в котором заинтересован Воланд. «Мефистофильство» в искусстве (игра с Темнотою на грани и за гранью) ныне почетно (на кинофестивалях наиболее велик шанс получить приз), прибыльно, значимо в глазах влиятельной части критиков и поддерживаемо либеральным лагерем. Что еще надо?

На презентации своего фильма на Венецианском фестивале А. Балабанов сказал: «Я столько поубивал в своих фильмах, что пора покаяться». В своих фильмах он, в сущности, доказывал всевластие Зла, лишая людей надежды, «…жалко, когда талант на такое используют, — написала одна из зрительниц. — У него ведь действительно проскальзывают в фильмах очень даже здравые мысли и рассуждения, только на фоне многочисленных хладнокровных убийств и крови они не доминируют, как хотелось бы, а как бы попутны, будто душа болит, а твердый акцент на этом поставить то ли не хочет, то ли не дают, ставя в приоритет совсем иное».

Ведь грех, прежде всего, не в том, что верующий надлежащим образом не попостился (это позиция фарисеев: «человек для Субботы…»), а в том, сколько зла приходит через него в мир, и как он со злом борется, чтобы его стало меньше.

Важным элементом культуры, одной из ее несущих конструкций, является идеология. С политологической точки зрения тезис Достоевского «Если Бога нет, то все позволено» ныне звучит так: «Если Бог есть, то все позволено, ибо Он простит». В постсоветской России права религии были восстановлены, но свободы вылились во вседозволенность большой разрушительной силы. Показателен следующий факт: в 90-е годы было рассказано о продажах большевиками произведений искусства за границу, что, естественно, не могло не возмущать, но в 2008 году Министерство культуры провело инвентаризацию музеев страны, и выявило недостачу 80 тысяч единиц хранения. Попросту говоря, экспонаты были украдены. Но если большевики использовали произведения искусства для нужд политики и индустриализации, то в период свободы исключительно на личные нужды воров и перекупщиков. Это существенно качественная разница, в том числе культурно-идеологическая, характеризующая «тот» и «этот» социальный строй.