Отсюда нерадостное умозаключение:

«24.10.77. Человек отличается от животных среди прочего способностью переступать табу» (Харитонов М. Сценография конца века. Из дневниковых записей 1975–1999. М.: Новое литературное обозрение, 2002. С. 33–34,43,48).

Культура начинается с творчества и запретов. Освобождение от запретов во имя творчества часто означает начало процесса освобождения от самой культуры. Иногда это означает переход на новую систему моральной регламентации, как в эпоху Ренессанса, когда на смену средневековой культуре пришла новая мораль и этика. Но и в этом случае было сохранено общественное регулирование средствами морали. Отказ от морального регулирования (а такие попытки делались и в эпоху Возрождения, например, Ф. Рабле) как раз означает разрушение культуры и ее последующую деградацию. Об этом размышлял известный культуролог

А. Ф. Лосев в книге «Эстетика Возрождения» и ряд других интеллектуалов. Но тогда удалось пройти по «лезвию ножа» и свобода стала освобождением творческой потенции народов Западной Европы (а затем и мира), а не свободой для темной стороны силы.

Отступление от канона, традиции, нормы — это творческий поиск или путь к деградации? Никто не в состоянии точно определить возможные последствия. Художник утверждает, что он в своем творчестве отражает объективный мир, пропущенный через его индивидуальность. Он отражает мир внутренним оком, как чувствует душа. Но и шизофреник видит мир по особому, и его лечат, чтобы вернуть к обыденному сознанию. А вдруг действия врачей неправомерны, ведь сажали же советских диссидентов в психиатрические лечебницы? Вопросы без точных ответов. Все решает практика. Одно плохо: практика погубила античность, и переиграть свершившееся невозможно. Так и с европейской цивилизацией. Будущее, конечно, покажет, чем весь этот «постмодерн» обернется, но поправить дело в случае катастрофического развития событий будет уже нельзя.

Либералы любят подчеркивать, что несвобода — это препятствие для развития культуры. И вот в Россию пришла свобода творчества и самовыражения, но почему-то свобода не привела к расцвету культуры и экономики. Быть свободным в показе эротических сцен, писать нецензурные слова в книгах, смаковать насилие и жестокость — это все же не та свобода, что жаждала интеллигенция советского времени. Хорошее (долгожданная Свобода) почему-то обернулась бедствием для общества и раем для криминальных и деградивных элементов. Если большевики смогли вызвать культурный подъем в обществе и художники создали массу жизнеутверждающих фильмов, песен, стихов, то либеральная революция почему-то вызвала обратное явление. Культура погрузилась в чернушное уныние. А если и выходили комедии, то подобно циклу о «национальных особенностях» охоты, рыбалки и политики, где герои тупо, но целеустремленно поглощают водку в баснословных количествах, они далеко отставали от настроя комедий Г. Александрова, Л. Гайдая, Г. Данелия, И. Пырьева, Э. Рязанова, Ю. Чулюкина.

Можно дать много вариантов ответа на парадокс расцвета талантов в «зажатое» время, но в любом случае понятно, что мало привнести в общество свободу, необходимо создать некие условия для того, чтобы свобода работала на благо общества, а не на его коррозию. Оказалось, что свобод а— не автомат по штамповке хороших дел. Отсюда принципиальный вопрос: почему «оттепель» 1950-х годов в СССР вызвала к жизни высококачественный кинематограф М. Калатозова, Г. Чухрая, М. Хуциева, А. Тарковского, В. Шукшина, появление театров «Современник», «Таганка», БДТ Товстоногова и т. д., а снятие цензуры в конце 1980-х — «чернушное» кино и доминирование коммерческой литературы? Ответ в общем-то прост: в одном случае культура ориентировалась на повышение энергетики нации, в другом — фактически шла игра на ее понижение. Какова глубинная цель, таков и результат.

Во время «перестройки», выжав из критики цензуры в СССР максимум идеологических дивидендов и, захватив командные посты в структурах управления культурой, либералы перешли к делу. Сначала они ангажировали хороших режиссеров, поручив им поставить фильмы «новой волны». Наиболее шумными и знаковыми стали картины «Интердевочка» и «Воры в законе». Это была заявка на показ новых героев, новой жизни и новой «морали». Хотя в «Интердевочке» сценарист и режиссер «старомодно» попытались показать изнанку работы проституток, но моралитэ потерпела неудачу, и через несколько лет профессия путаны сделалась, если не престижной, то социально признанной. А через «Воров в законе» было заявлено, что жизнь есть жизнь, а деньги есть деньги. Будущее и впрямь оказалось за новыми героями и их принципами.

Своеобразным эстетическим манифестом нового времени стал фильм А. Балабанова «Про уродов и людей» (1998 г.). (После чего этот талантливый художник полностью сосредоточился в своем творчестве на изнанке жизни.) Социальные уроды там были показаны хоть и без симпатии, но ярко, а «люди» — получились мелкими, ничтожными и беспомощными. Этот эстетический факт был в дальнейшем реализован во множестве «культовых» картин его и других постановщиков: «Бригада», «Бумер», «Жмурки», «Груз 200». Подобная демонстрация «людей» стала своеобразным кредо либерального кинематографа. Пассионарный созидательный тип советского кино был отвергнут. В роли пассионариев нового времени стали выступать бандиты, снятые, кстати, с большим сочувствием и пониманием их проблем. Недаром С. Говорухин метко назвал происшедшие изменения «великой криминальной революцией». Поэтому ничего удивительного, что кинематограф стал смотреть на правоохранительные органы глазами криминала.

Кинофестивали заполнили картины с живописными «моральными уродами» и никчемными, социально и морально раздавленными «людьми». Таково нормальное видение мира деградантами. Выход из кризиса общества они не только не видят, но, по большому счету, в благополучном разрешении и не заинтересованы, ибо «снимать будет нечего». Они станут никому не интересны и будут вновь оттеснены в маргиналы. Их социальная роль — живописание гниющих социальных тканей. Одновременно, это их питательная и карьерная среда. И эта тенденция не просто имеет продолжение, она искусственно насаждается и усиливается.

В апреле 2009 г. было опубликовано заявление министра внутренних дел Российской Федерации Р. Нургалиева с призывом к общественности серьезно задуматься над сомнительными проектами на телевидения, вроде «Дом-2». По словам министра, «потеря естественного внутреннего стыда, которая происходит в сознании участников и многочисленных зрителей телепроекта, чрезвычайно опасна». Он призвал в противовес таким реалити-шоу насыщать телевидение положительными героями и их нравственными поступками.

С точки зрения либералов (а показательно, что проект «Дом-2» курировала дочь известного либерального деятеля времен «перестройки» Ксения Собчак) это заявление было форменным нарушением свобод — свободы самовыражения, свободы творчества, свободы средств массовой информации. С точки же зрения противников данные передачи способствуют разложению обществу, поэтому свободы в «такой тональности» являются вредоносными. Кто прав? Наверное те, которые хотят укрепления жизнеспособности социума.