– А с тобой, Ксения, мы ещё увидимся немного позднее.

Давид едва не позеленел от злости и швырнул сумку в машину, как метательный снаряд. Я присмирела, стараясь не злить его ещё больше.

– Водить умеешь? – спросил меня босс.

– Конечно, – обиделась я, – я на машине езжу.

– Ты не ездишь, Варягина, ты людей в глупые ситуации ставишь. Ладно, садись за руль.

Давид осторожно сел в автомобиль, вытянув левую ногу вперёд. Он откинулся головой на сиденье и стиснул зубы.

– Куда ехать?

– Сегодня открытие спортивного комплекса, – отозвался Давид, – ты идёшь со мной. Платье у тебя есть подходящее?

– Конечно, есть.

– М-м-м… Какое? Офисного покроя?

– Разумеется.

– Мда, Варягина… Ладно, сам виноват, что не предупредил. Чего сидишь? Заводи мотор, поедем покупать тебе платье.

– Мне не нужно платье.

– Заткнись, Варягина. А то премии тебя лишу. Я сказал – надо, значит, надо. Ещё не хватало, чтобы ты меня позорила, показавшись в каком-нибудь платье, которое годится только для того, чтобы протирать его, сидя в офисном кресле.

Так… Мне кажется, чересчур часто Марков начал заниматься моим гардеробом. Сначала туфли, теперь – платье, ещё бы трусики купил…

– И трусики, – добавил Давид.

Я покраснела. Боже! Неужели я думала вслух? Но Давид продолжил:

– Кажется, я задолжал тебе трусики. Их я тоже выберу тебе сам.

Я открыла рот и тут же его захлопнула, чувствуя, как щёки начинают полыхать огнём смущения.

– Чего стоим, Варягина? Поезжай уже.

Я повернула ключ в замке зажигания и спросила:

– А дорогу покажете? Я не местная.

Давид рассмеялся заразительно и громко.

– Да, Бэмби, с тобой не соскучишься…

Глава 36. Ксения

Марков мужественно вынес все тяготы шопинга. Он недовольно поджимал свои губы, оглядывая ряды одежды, матеря меня и себя. По его скромному мнению, всё было не то! Наконец, он ткнул пальцем в розовое платье:

– Вот это, Варягина!

Примерив платье, пришлось признать, что у Маркова отменный вкус: платье сидело как влитое и хорошо оттеняло мою смуглую кожу. Давид расплылся в довольной улыбке:

– И трусики. Кружевные шортики-трусики…

– Я могу и сама выбрать, что мне надеть!

– Ага… наденешь те синтетические верёвки из секс-шопа!

– Вас это не касается!

– Касается, – отрезал Давид и иронично выгнул бровь, – или будешь возмущённо смотреть на меня и сочинять сказку о своём парне? Которого не существует?

– Почему не существует?

– Потому что, – ухмыльнулся Давид. – Наденешь те трусики, которые я тебе скажу. Или я надену их на тебя сам. И не только надену…

– Нет! Спасибо. Я могу справиться сама!

Давид довольно рассмеялся. Победа была за ним. После полудня он перерезал ленточку на открытии спортивного комплекса и присутствовал на концерте в местном Доме Культуры, а потом мы поехали в ресторан на банкет. Давид был в центре внимания: его многие узнавали и постоянно просили сфотографироваться. Как только ему не надоедает поток этих просителей? В особенности, просительниц, прижимающихся к его плечу так тесно своими внушительными прелестями, словно они хотели ими обнять Давида. И задушить для верности. Чтобы далеко не убежал.

– Скучаешь? – послышался знакомый голос. Максим Карельский, чтоб его.

– Предлагаешь сфотографироваться с тобой? – иронично спросила я.

– Почему бы и нет? И можно не только сфотографироваться… – улыбнулся Карельский.

На моё счастье избавиться от надоедливого футболиста мне помог Давид, вдруг перехотевший уделять внимание своим фанатам. Он подцепил меня под локоть и утащил за столик, нечаянно толкнув Карельского плечом. Просто тот ни в какую не хотел отодвигаться – стоял, как вкопанный, нарочно посередине прохода среди многолюдного собрания.

– Какой-то он дёрганый, – заметила я.

– И постоянно около тебя дёргается, – отозвался Давид.

Я хотела ему что-то возразить, но на небольшую сцену вышли ведущие и передали микрофон мужчине. Тот представился директором детского дома и произнёс торжественную речь. Я слушала его краем уха. Директор детского дома благодарил тех, кто оказал посильную помощь, выделив денежные средства на новую спортивную площадку и снаряжение для сирот.

– От всей души благодарим это замечательного человека с огромной душой…

Наверное, сейчас поблагодарит Давида. Потому что именно он отправлял деньги. Я сама слышала разговор, когда босс звонил в банк… Но директор детского дома продолжил:

– Он попросил не открывать его имени, но среди присутствующих есть этот великодушный человек…

Вдруг взоры всех присутствующих обратились куда-то вбок, я повернула голову и увидела, как среди столиков лавирует Карельский, улыбаясь:

– Ничего-ничего, не обращайте внимания!

– И надеюсь, что ему придётся по душе выступление наших воспитанников, – закончил свою мысль директор детского дома и уступил сцену нескольким подросткам, начавшим исполнять песню.

А на Карельского обратились не только взоры присутствующих, но и камеры фотографов. Теперь поневоле многие подумали, что именно Карельский облагодетельствовал сироток.

– Давид Антонович! – пылко начала я.

– Что тебе?

– Это возмутительно! Не Карельский же средства выделил, а вы! А теперь из-за его «презентации» все будут думать, что это его рук дело.

– Ну, и что?

– Как это что? Это мерзко и подло! Гнусно!..

– Успокойся, Ксения. Если бы я захотел, чтобы обо мне потрепались в газетах и на телевидении, я бы обозначил своё участие. Я сделал это не для того, чтобы моё имя лишний раз появилось на слуху.

Я восхитилась поведением Маркова: какой благородный поступок! И скромный! Нет, Марков совсем-совсем не походил на зарвавшуюся знаменитость с припадками звёздной болезни, каким рисовала мне босса Анюта. И я всё чаще задумывалась, а сколько вообще правды было в её словах? Спросить Маркова напрямую? А он ответит мне честно? И тогда он точно поймёт, что все неприятности были неслучайны. Ох, как же всё сложно!

А тут ещё Карельский подсел рядом. Давид от злости едва свои зубы друг от друга не стёр. Поневоле пришлось сидеть за столиком с двумя мужчинами, которые терпеть друг друга не могут. Я с тоской поглядывала на часы, гадая, когда закончится вечер, и можно будет уйти. Но Давид никуда не собирался уходить, и Карельский назло Давиду – тоже. Заиграла медленная музыка.