В самолёте, летящем в Улан-Батор, Филис сидела, облокотившись головой на спинку кресла, закрыв глаза, предвкушая встречу с Жаргалом и декламируя про себя стихотворение, которое полностью отвечало её мыслям и светлому настроению:

Хочешь, я к тебе приеду?

Ты увидишь, удивишься:

Как смогла я так решиться

За тобой поехать следом?

Хочешь, я к тебе приеду?

За тобой поехать следом

Позвала меня девчонка,

Что в душе живёт тихонько.

За мечтой — за вечным летом,

За тобой поехать следом.

За мечтой — за вечным летом

Я поеду, взяв с собою

То, что в сумках я не скрою:

Повезу я много света

За мечтой — за вечным летом.

Повезу я много света,

На всю жизнь согреться хватит!

Век его нам не истратить.

Если в счастье я одета,

Повезу я много света.

Если в счастье я одета,

Мне тепло и в непогоду.

Обманув закон природы,

Вечным будет наше лето.

Хочешь, я к тебе приеду?

Да, это было авантюрой — приехать в столицу страны, чтобы потом отправиться "туда, не знаю, куда". Не зная языка вдобавок. Она читала в сети, что русским языком в Монголии владеют многие, особенно люди старшего поколения, но главное, она понимала — Жаргала тут знают все.

А ещё у Филис был свой план. Поэтому она, выйдя из здания аэропорта, села в такси и попросила водителя отвезти её в "тайную службу" Монголии. Тот её понял и заказ был выполнен.

Приняли её без особых проволочек — полтора часа ожидания в приёмной, после того, как она заполнила бланк заявки на встречу с дежурным сотрудником — сущая ерунда.

— Я смотрела интервью Жаргала журналистам CNN, — говорила она настороженному монгольскому "Николаю Ивановичу", — в нём он назвал моё имя, леди Филис Кадней, как своей женщины.

— И что с того, что нам было известно ваше имя до вашего здесь появления? — не понимал служащий, прекрасно, кстати, говоривший по-русски.

— Конечно, дело тут международное, — заговорщически повторила она фразу Смирнова, которую сама не очень-то понимала, но полагала, что этому господину она что-то скажет, — Я беседовала с вашими коллегами в России и теперь делаю для них перевод всей нашей переписки с Жаргалом. И о своей поездке сюда их тоже предупредила. Они ведь за мной присматривают.

— Вы что, решили тут встать на учёт? — поразился служащий.

— Не совсем. Я решила, что вы обязательно так же присматриваете за Жаргалом, знаете, где он сейчас. И скажете мне.

— Даже если бы это было так — почему мы должны говорить об этом вам?

— О, — хлопнула глазками Филис, — Может, потому, что вам не захочется, чтобы я обращалась к широкой общественности и в СМИ за помощью с рассказом о том, что вы ничем не смогли, или не захотели мне помочь?

В родном мире Филис аристократы правили известными ей цивилизованными странами, причём все аристократические роды являлись владельцами населённых земель. Следовательно, все государственные управленческие структуры служили аристократии. Прежде всего — воле короля, конечно, но за неимением в Монголии такового… По внутреннему убеждению Филис, "тайные службы", которые пользуются её согласием на слежку за ней и Жаргалом, изучение их личной переписки, конечно же, обязаны и оказывать им содействие в случае надобности.

Слова Филис, которые на взгляд стороннего наблюдателя могли выглядеть как шантаж, были просто "воспитательной угрозой", подобной словам родителя к своему ребёнку: "надень шапку, ты ведь не хочешь простудиться, заболеть и глотать касторку".

Как бы то ни было, эти слова возымели действие, и ей сообщили, что последние данные о месте нахождения Жаргала — монастырь у входа в Шамбалу в пустыне Гоби. Жаргал оттуда уже уехал, но куда — пока неизвестно, новых сведений к ним не поступало.

— Он путешествует в одиночестве, и вы ошибаетесь, если думаете, что наблюдение за ним такое уж плотное, — ворчливо сообщил служащий, — мы здесь решаем более важные задачи.

Филис ничего не оставалось, как поблагодарить и отправиться в Гоби. Сначала — поездом до того самого города, где проходил памятный конкурс красоты, а потом… А вот потом Филис пришлось делать выбор средства передвижения. Ещё дома она читала о Монголии, смотрела картинки, и одну из них даже на какое-то время поместила на экран в качестве "обоев". Там было изображено животное, которого не было в родном мире Филис и которое она надеялась когда-нибудь увидеть своими глазами. Увидела.

Нанять или, при желании, купить верблюда в качестве транспортного средства здесь было несложно, и Филис решилась на наём. Животные выглядели спокойными, движения их были плавными, а два горба казались надёжной страховкой от падения. Двадцатикилометровая поездка Филис понравилась — её тренированное в танцах (которые она, конечно же, практиковала в своей школе вместе с ученицами) тело помогло ей устойчиво держаться на спине животного и только наслаждаться переходом. Верблюд под ней совершенно не требовал управления — он сам прекрасно знал, что делать и куда идти, и величественно плыл по степной пустоши в составе небольшого каравана, слегка покачивая довольную впечатлениями наездницу.

Однако примерно в середине этого пути Филис ждало неожиданное открытие. Люди, ехавшие впереди, остановили своих верблюдов и стали сходить с них для того, чтобы совместно перекусить и оправиться. Они так и сказали Филис, помогая ей спуститься со спины присевшего низко верблюда:

— Туалет.

Филис огляделась. Кругом была только гладкая высохшая степь, она же пустыня. Ни строений, ни кустиков, за которые можно хотя бы спрятаться.

— А где… — растерянно спросила она.

Между тем ехавшие с ними мужчины деловито отошли в одну сторону от остановленных верблюдов. Один из этих мужчин прихватил с собой лопату с небольшим черенком. Эта лопата, которую он вонзил рядом с собой в землю, и была его единственным укрытием, когда он спустил штаны и присел, чтобы оправиться.

Филис в панике отвернулась и обнаружила пару женщин, которые отошли недалеко в другую от верблюдов сторону и тоже присели прямо на открытой всем ветрам и взорам земле, лишь немного пряча ягодицы полами своих одежд. Филис поняла, что медлить нельзя и сама так же присела неподалёку от женщин. Ничего не случилось, никто косо на неё не посмотрел. Вообще никак не смотрел. Однако щёки девушки немного покраснели от чувства неловкости.

Но в туристическом лагере неподалёку от монастыря туалет был. Даже два. За рядом из нескольких юрт и палаток стоял стул с дыркой в сиденье, установленный над ямкой. Но это, видимо, для нетерпеливых. Потому что второй туалет был капитальным — сложенный из больших глиняных кирпичей трёхстенок. Очень удобный — взору находящегося в нём открывался прекрасный вид на пустыню, а голова его самого возвышалась сверху над низкими стенами — в результате все видели, что туалет занят. И кем.