— Я сама о себе забочусь, — заявила она, немного помолчав. Глаза ее бросали ему вызов. — И мне это нравится.

— Вот как?

Она прикусила нижнюю губу, и ее взгляд затуманился. Очевидно, она хранила тайны, которыми не хотела с ним делиться.

Какая ирония — и очень мучительная — в том, что он знал по крайней мере одну из них, самую сокровенную. И как печально, что он не может дать ей утешение!

Но он женится на ней и тем самым поможет — на свой манер.

Он опустил руки.

— Я бы хотел свозить вас покататься в Гайд-парк завтра, когда там соберется весь свет. В моей новой коляске. Вы поедете со мной? И ни слова больше о Финне. Мы сможем поговорить о герцоге Бошане и о том, как его завоевать.

— При чем здесь «мы»? — спросила она. — Я сама придумаю, как мне его завоевать, милорд.

— Обещаю, что и пальцем не пошевельну ради того, чтобы за вами присматривать, — с улыбкой сказал Дункан. — Что бы ни случилось. Даже если леди Джерси откажет вам от дома за то, что вы со мной катались. С нее вполне станется. Вы же знаете, меня не все одобряют. Я сам в это верю с трудом, потому что очень даже достоин всяческого одобрения — по словам моей старой няньки, которой сейчас девяносто два года, и моего любимого коня Самсона, который любит меня за яблоки, которыми я его угощал. Однако дело обстоит именно так.

Уронив руки, она поглядела на него с отчаянием:

— Вы и вправду упрямец, каких мало. И любите совать нос в мои дела.

— Не стану отрицать. Я же говорил вам — вы мне нравитесь. Я взял за правило следить за делами людей, которые мне нравятся.

Она склонила голову набок:

— Очень хорошо. Я поеду с вами завтра в Гайд-парк. Но лишь при условии, что суну нос в ваши дела.

— Начните прямо сейчас.

— Расскажите мне в точности, почему не все вас одобряют.

Вот это был удар!

— Нет, — сказал он, чувствуя, как горит лицо. — Это очень личное.

— Да, — настаивала она, — расскажите мне, лорд Чедвик.

Он позволил себе роскошь полюбоваться ее сердитыми голубыми глазами.

— У меня есть сын, — признался он. — Разве вы не слышали?

— Между прочим — да, слышала. Расскажите мне о нем.

— Он живой и веселый. И любит тигров. А еще обожает загадки. — Ему было приятно говорить о Джо. Очень приятно! И самое чудесное — когда он заговорил о Джо, взгляд леди Марши смягчился.

— Кажется, он замечательный малыш. — Она прикусила губу. — Должно быть, это очень тяжело, когда нельзя говорить о нем в приличной компании.

— Невероятно тяжело. Вот, наверное, одна из причин, почему я избегаю приличные компании, — сказал он весьма сухо.

— Сожалею, что вам пришлось вытерпеть такую компанию сегодня в доме Брэди, — нерешительно сказала она, склонив голову.

Он видел, что она изо всех сил старается убедить саму себя, что ей неприятно с ним разговаривать.

— Ничего мне не пришлось терпеть, — возразил он. — Мне очень нравится ваш брат. И знакомство с вашей семьей делает мне честь. Жаль, что за прошедшие четыре года я так мало времени провел в обществе кого-нибудь из вас. Поэтому особенно приятно, что меня приняли в вашем доме сегодня.

— Что ж, хорошо. — Потянув за ленту, она вернула шляпку на место и затянула узел под подбородком. К ней вернулось былое самообладание. — Увидимся завтра.

— Да. Буду ждать встречи с нетерпением. — Он запечатлел долгий поцелуй на ее руке, прежде чем сделать шаг назад, приподняв шляпу в знак прощания.

Прошла добрая пара минут, прежде чем он услышал, что она снова возится со щеколдой калитки.

И он невольно улыбнулся, услышав, как за ней закрылась калитка. Если сейчас она думает о Финне, тогда он, Дункан, арабский принц. Или трубочист. Кто угодно — только не мужчина, которому леди Марша Шервуд необходима так же, как и воздух, которым он дышит.

Огромные часы в передней пробили час дня. Это был второй день, когда Марша принимала посетителей. Вчера, после бала у Ливингстонов, она была занята по горло. Занята толпами поклонников, желающих нанести визит, занята покупками. И ужасно занята мыслями о том, что уже второй раз целовалась с лордом Чедвиком, а заодно и о том, что притворялась, что ей совсем не нравится с ним целоваться.

Новый день принес новую череду любопытных персон, потому что утренние газеты сообщили не только об отъезде леди Эннис в Корнуолл, чтобы навестить Китто Тремеллина, но и некоторые подробности бала у Ливингстонов, упомянув и Маршу. Была в газетах также исправленная версия событий, которые привели ее в Лондон.

Разумеется, эти подправленные известия, хоть и делали реверанс в ее сторону, все же были не совсем точными. «Несмотря ни на что, дочь маркиза не уволили из школы». Это было Марше на руку.

По крайней мере, так она думала.

— Ты порвешь с этой женщиной, — сказал за завтраком отец. — Я ей не доверяю. — Он постучал пальцем по газетной статье. — Она ведь тебя выставила вон, и довольно категорично. Что тут толкуют о роли представителя школы?

— Только то, что там написано, папочка. Я буду представителем школы, ее послом, здесь, в Лондоне. Буду набирать учениц.

— Зачем, дорогая? — На мамином лбу обозначилась озабоченная морщинка.

— Так леди Эннис не закроет школу, — сказала Марша. — Мое увольнение было лишь началом. Виконтесса собиралась вовсе ее закрыть, но позавчера вечером я заставила ее передумать.

— Позавчера вечером? — спросил папа. — Леди Эннис не было на карточной вечеринке.

Марша прикусила большой палец.

— Я… Я поехала не домой, а на бал к Ливингстонам.

— Вот как? — грозно воскликнул отец.

Марша робко кивнула.

— Марша, — мягко заметила мать, — ты меня разочаровала.

Отец не сводил с нее взгляда:

— Я бы отправил тебя спать без ужина, да только сейчас завтрак. Что мне с тобой делать?

Она поморщилась.

— Простите меня. Но это было необходимо. Слава Богу, я сумела с ней увидеться, потому что теперь мы имеем шанс, что школа продолжит работу.

— О нет! — возмутился отец, побагровев лицом. — Не «мы», мисс. Вы вернулись домой, чтобы найти мужа.

— Папа!

— И чем скорее, тем лучше, — добавил он. — Взгляни на себя! Самым вопиющим образом ты попираешь правила как мои, так и те, что приняты в обществе, в котором ты живешь. Леди не сбегают тайком на бал!

Ее плечи поникли.

— Ты должна найти мужа, — заявил отец. — Я прав, Каролина?

— Да, милорд, — беспечно откликнулась мать.