собственные слова. Вот как я себя чувствовал: либо плакать, либо бить.

Я глубоко вздохнул.

– Твоя проблема здесь. – Он коснулся рукой моей головы.

– Мне хочется тебя убить, – прорычал я.

– Я знаю, – мягко ответил он.

– Половину времени, когда я смотрю на тебя, мне хочется тебя ударить. Клянусь. А вторую половину я чувствую себя виноватым. И несмотря на все это дерьмо, ты все еще один из тех, кого я люблю больше всего на свете, и я ненавижу любить тебя, потому что было бы проще, будь все иначе. Намного проще…

Оливер взял у меня еще одну сигарету и закурил. Он сделал затяжку. Я заметил легкую дрожь в его руке, лежавшей на перилах.

– Мне хочется задушить тебя каждый раз, когда я тебя вижу, а потом удивляюсь, какого хрена я вообще хотел тебя видеть. Как сегодня. Когда увидел, как ты смотришь на нее, и понял, что ошибался.

Я затаил дыхание. Такого я не ожидал, какого черта…

– Ты ошибался? – спросил я.

– Ты все же был влюблен в нее.

– Ты опоздал на три года, – ответил я.

Мое сердце заколотилось, когда он разразился невеселым смехом. Я не мог понять, почему он появился у меня дома в четыре часа утра и как это возможно, что мы ведем этот разговор после столь долгого молчания.

– Я не опоздал, Аксель. Я сделал то, что должен был сделать. Потому что она моя сестра, потому что это был мой долг – защищать ее, потому что я пожертвовал всем, чтобы она поступила в университет, потому что я доверял тебе, а ты меня подвел, потому что ты лгал мне.

– Тогда какого хрена тебе надо?! Все кончено! Все просрано. Теперь ты доволен? О чем еще тебе нужно поговорить? Я думал, что мы все прояснили.

– Я хотел, чтобы ты понял: дело не в том, что ты опоздал, а в том, что вообще не пришел. – Это было как укол правды, вонзившийся мне в грудь.

– Ты просил меня отпустить ее, – прошептал я.

– И ты отпустил. Без борьбы. Не пытаясь…

– Ты просил меня, – повторил я.

– Черт, Аксель, неужели ты не понимаешь? Не знай я тебя так, как знаю, я бы не решил, что тебе насрать на мою сестру. Как и на живопись. Как и на все остальное.

– Я тебя убью…

Я чувствовал… чувствовал, как лава бежит по моим венам.

Мне едва удавалось дышать. И несмотря на ярость, гнев и то мгновение слепоты, когда я вряд ли мог решить, злюсь ли больше на себя, чем на Оливера, я ощущал, как кирпичная стена между нами крошится под ударами наших ног, когда мы кричали друг на друга.

– Помнишь, что ты сказал мне на днях? – спросил Оливер.

– Нет. Нет, черт возьми. Не могу сейчас думать.

– Аксель, дыши. Посмотри на меня, – попросил он, а я был расстроен, мое сердце колотилось в груди от этих разговоров… – После того как ты сходил на выставку. В тот день ты сказал мне, что я важен для тебя, но она всегда будет для тебя важнее. В тот день ты встал передо мной и сказал, чтобы я отвалил.

Дыра, которую я чувствовал в своей груди, становилась все больше и больше…

Мне нужна была чертова машина времени.

– Я не могу изменить то, что сделал…

– Я знаю это.

– Я подвел тебя.

– Уже все забыто.

– Я мудак.

– Всегда был.

Я невесело усмехнулся и потер лицо.

– Понятия не имею, почему ты здесь.

– Я здесь, потому что ты мой друг. Потому что после того как я увидел, как ты на нее смотришь, я понял, что тебе конец. И потому что все мы когда-нибудь лажаем, Аксель. Я в первую очередь.

Я должен был сказать что-то в ответ, сказать какую-то глубокомысленную херню, но был не в силах говорить. Так что просто подошел, обнял его и выпустил весь скопившийся воздух. И это был выпуск пара. Облегчение. В последнее время многие вещи приносили мне облегчение, и это могло означать только то, что я провел слишком много времени в полной заднице.

Оливер сжал мое плечо.

– И когда упадешь, вставай, – сказал он.

Я кивнул и хмыкнул, потянувшись за сигаретой. Он сделал то же самое. Некоторое время мы молчали. Я не мог не думать о том, что это правда, что мне трудно смотреть в лицо проблемам, идти вперед, идти к цели. И мне было отчасти стыдно, что, в конце концов, именно Оливер пришел ко мне спустя два с половиной года, именно он скучал по мне, именно он пытался наладить наши отношения… Как в тот вечер. Как и всегда.

Я выдохнул дым и посмотрел на него.

– Послушай, Оливер, я люблю тебя…

– Черт, это выходит из-под контроля.

– …но ты же знаешь, что слова – это не мой конек.

– Не надо слагать мне поэмы, – засмеялся он.

– Моя речь будет полным дерьмом.

– Аксель… – Он заулыбался.

– Но если ты все еще хочешь, чтобы я был твоим шафером…

– Ну а кто еще-то?

Я тоже улыбнулся.

55. Аксель

– Продано шесть картин. Шесть, – повторила Сэм. – Невероятно. Почему ты не так удивлен, как должен был бы?

– Потому что я так и предполагал.

– Девушка хороша, но…

– Ты упускаешь суть. – Я поднял взгляд от бумаг, которые перелистывал на столе. – Лея не самая лучшая, и ей нужно многому научиться. На свете есть тысячи художников, у кого техника лучше, чем у нее, кто знает больше и может найти тысячу ошибок в каждой ее картине, и ты это знаешь. Но у нее есть душа. Когда кто-то смотрит на какую-то из ее картин, он видит эмоции, запечатленные ею, и может прочувствовать их. Она передает. И в конце концов, разве не в этом весь смысл?

56. Лея

Последние несколько дней, проведенные в Байрон-Бей, я почти не видела Акселя; с его слов, он был занят продажей картин и другими рабочими вопросами. Я почти чувствовала, что он избегает меня, и хотя это было похоже на передышку, пребывание рядом с ним все равно вызывало у меня привыкание. Шоколадный торт, который кладут перед тобой, когда ты сидишь на диете, или сплетни, про которые ты говоришь себе, что не хочешь их слышать, но которые тебе обязательно нужно знать.

У меня было не так много времени, чтобы думать о нем, потому что после того как Лэндон уехал на следующее утро после выставки, я почти не расставалась с Нгуенами, моим братом и его невестой. В понедельник, когда мы в последний раз ужинали все вместе, Аксель казался более задумчивым, чем обычно, погруженным в свой собственный мир. Настолько, что почти не говорил.

– Сын, ты в порядке? – спросила Джорджия.

– Да, супер. – Он рассеянно посмотрел на нее, вернулся взглядом к своей тарелке и почти не поднимал глаз, пока не пришло время прощаться.

Он поцеловал меня в щеку и заверил, что позвонит мне позже на неделе, чтобы обсудить кое-какие дела. Затем он ушел, а мы пешком добрались до отеля, где остановились Оливер и Бега. Когда она сказала, что ей еще нужно собрать вещи и принять душ, брат спросил меня, не хочу ли я прогуляться, и я согласилась, потому что мы еще не были наедине и я слишком привыкла к тому, что он был предоставлен сам себе каждый раз, когда приезжал ко мне в Брисбен.

Я повисла на его руке, пока мы шли.

– Хорошо было вернуться сюда, – глубоко вздохнула я.

– Очень хорошо, – улыбнулся он. – Мне этого не хватало.

И тут мне кое-что пришло в голову. Вернее, я думала об этом последние несколько лет, но у меня никогда не хватало смелости действительно сделать это.

– Ты бы хотел… побывать в нашем старом доме?

– Лея, я не знаю, хорошая ли это затея для тебя.

– Я хочу, – заверила я его.

– Хорошо. Пойдем. – Он взял меня за руку.

Мы шли в тишине по хорошо знакомому нам обоим маршруту. Я почти