Стас покосился на асфальтовую дорожку, петляющую между берез.

– А куда ведет эта тропинка? – спросил он.

– К реке. Там есть небольшой рыбацкий мостик. Мы с сестрами иногда любим половить рыбу.

– Вы любите рыбалку?

– Конечно. У нас тут есть караси, плотва, подлещики! А иногда даже клюет голавль!

Глаза сестры Таисии возбужденно блеснули, но она тут же устыдилась своего азарта и притушила блеск.

Стас, уловив в ней человеческую слабость, снова почувствовал себя в своей тарелке.

– А послушайте, сестра, – заговорил он глубоким, бархатистым голосом, на который клевали женщины, – вы не жалеете, что стали монашкой? В жизни ведь столько возможностей. Особенно для такой сексуальной, красивой и умной девушки, как вы. Вам не страшно навсегда остаться Христовой невестой?

Сестра Таисия резко остановилась. Посмотрела на Стаса яростным взглядом и выпалила:

– Прошу вас больше не вести со мной таких разговоров! Я инокиня, и мне не подобает об этом!

– Стас, угомонись, – строго осадила коллегу Маша.

Он примирительно поднял руки.

– Хорошо. Больше не буду, клянусь. Раз уж сестре Таисии так трудно бороться с искушениями.

Он улыбнулся и опустил руки.

Юная монахиня отвернулась и снова двинулась вперед. Через несколько шагов она сказала:

– Простите меня за горячность, Станислав. Но, чтобы вы знали… я никогда не жалела об избранном пути. Кстати, мы уже пришли. Я введу вас к ней, а сама уйду. Так она велела.

– Стас, если позволишь, говорить буду я, – шепнула Маша на ухо Данилову.

– Да нет проблем, – пожал плечами Стас. – Я с удовольствием послушаю.

Переступив порог комнаты, Маша поприветствовала женщину, сидевшую к ним спиной в инвалидном кресле и одетую во все черное.

– Здравствуйте, сестра Ангелина! Я – Мария Александровна Любимова, а это…

– Да, – сипло произнесла монахиня. – Я знаю, кто вы.

В комнате пахло красками и растворителями. На мольберте стояла незаконченная икона, изображающая какого-то старика с нимбом над головой. Лик святого, пристально вглядывающегося с деревянной доски в нашу реальность, показался Маше слишком темным и гневным для человека, на которого снизошла Божья благодать.

Тем временем сестра Ангелина медленно развернулась и посмотрела на вошедших.

Маша с трудом сдержалась, чтобы не отвести взгляд. Выглядела сестра Ангелина ужасно. Левая часть ее лица оказалась практически вмята внутрь. Лицевые кости были когда-то сломаны и срослись не так, как следовало. На левом глазу белело жуткое бельмо, но зато правый глаз, черный, как уголь, смотрел пристально и жестко – словно просвечивал собеседника насквозь.

– Зачем вы пришли? – сухо спросила сестра Ангелина, глотая букву «р».

– Мы хотим с вами поговорить.

– О чем?

– Об одной… давней истории.

– Давней?

– Да. Той, что произошла восемнадцать лет назад.

На уродливом лице монахини не дрогнул ни один мускул. Внезапно Маше показалось, что в комнате слишком темно, несмотря на то, что дневной свет беспрепятственно лился в незашторенное окно.

Сестра Ангелина молчала. Молчали и Стас с Машей. Несколько секунд в келье, пропахшей красками и растворителями, стояла тишина. Лишь белый ночной мотылек бился крыльями об оконное стекло и толстую деревянную раму.

Поняв, что сестра Ангелина не собирается прерывать молчание, Маша заговорила снова.

– Этот разговор чрезвычайно важен для расследования, которое мы ведем, – сказала она. – Поэтому я буду вам очень благодарна, если вы ответите на все наши вопросы прямо и без утайки.

Сестра Ангелина разомкнула тонкие губы и пробормотала:

– Восемнадцать лет назад я была другой женщиной.

– Да, мы знаем.

– И я давно ответила перед людьми за ее грехи. Теперь я отвечаю только перед Богом.

– Я понимаю, – кивнула Маша. – Но от ваших ответов зависит жизнь человека.

– Жизнь человека?

– Да. Его зовут Андрей Темченко.

И вновь на жутком лице сестры Ангелины ничего не отразилось. Оно было безжизненным и бесчувственным, как потрескавшаяся земля пустыни.

– Восемнадцать лет назад Андрей Темченко и три его друга отправились в лес, – сказала Маша. – После…

– Я не хочу этого слышать, – произнесла сестра Ангелина скрипучим голосом.

Стас Данилов, до сих пор нетерпеливо топтавшийся у двери, решил вступить в разговор.

– Мы нашли бумажник с прядью волос и…

– Прядь волос? – картаво перебила сестра Ангелина и посмотрела Стасу в лицо, отчего тот слегка поежился. – Она у вас?

– Нет, – растерянно ответил Стас. – Она в лаборатории. Мы…

Сестра Ангелина тяжело и хрипло вздохнула.

– Это волосы моего маленького сына! – почти выкрикнула она. – Его давно нет в живых!

Маша и Стас переглянулись. Он напряженно усмехнулся и сказал, обращаясь не столько к монахине, сколько к Маше.

– Что ж, по крайней мере, одной тайной стало меньше.

Маша сделала ему знак помалкивать и снова начала беседу.

– Сестра Ангелина, – спокойно заговорила она, – расскажите нам, пожалуйста, что произошло в охотничьем домике?

– Я не знаю, – сухо отозвалась монахиня.

– Как не знаете? – снова встрял в разговор Стас. – Вы же там были!

– Там была не я, – отчеканила сестра Ангелина. – Там была та, кем я когда-то являлась.

– Хорошо. Тогда спросите ту, «другую», что она делала в охотничьем домике восемнадцать лет назад!

– Стас, – с легким упреком произнесла Маша.

Он снова примирительно поднял руки, как бы говоря – «ладно, умолкаю, дальше говори сама».

– Сестра Ангелина… – начала Маша.

– Бросьте это дело! – хрипло перебила ее, словно прокаркала, сестра Ангелина, сверкая белым глазом. – Бросьте!

– Мы не можем, – спокойно и веско сказала Маша. – Один из тех парней покончил жизнь самоубийством. Другого убили. Рассказать вам как?

Сестра Ангелина молчала, сдвинув брови и поджав тонкие губы.

– Ему набили рот ядовитыми пауками, – сказала Маша. – А потом…

– Что с остальными двумя? – внезапно спросила монахиня, сверкнув слепым глазом. – Они живы?

– Да. По крайней мере, один из них точно жив. Он в больнице.

– Он никогда не выйдет оттуда.