грош травят своего же коллегу-рабочего, за теплое местечко способны предать кого угодно.

Юлу переполняло разочарование. Он ожесточился, понимая, что с такими людьми нельзя строить новый мир. Ведь у них нет никаких идеалов, они живут лишь сегодняшним днем, не думая о будущем…

Марушка и Юла стояли рядом под соснами, и девушка не отрываясь смотрела на него. Она представляла себе, как проходят его суровые, беспросветные дни, будто кирпичи, откладываясь в жизни без взлета, без поэзии. Он хотел быть поэтом, а здесь шершавыми кирпичами в кровь изодрал себе руки. Она плакала, принимая близко к сердцу его горечь, его разочарования, его нищету. Какое будущее ждет их обоих? Ему так нужен аттестат зрелости!..

В Битишку она вернулась расстроенная. Только Любе доверила она свое горе.

— Если бы наши продали это поле и отдали деньги Юле, я бы не осталась здесь ни минуты. Мы поженились бы, и он продолжал бы обучение.

Люба улыбнулась. Она не могла представить себе полную энергии, стремящуюся к новым знаниям Марушку обычной домохозяйкой, которая удовлетворится четырьмя стенами кухни, где изо дня в день она будет терпеливо ждать возвращения мужа. Правда, многие девушки сейчас выходят замуж: высшие учебные заведения закрыты, многим угрожает отправка на принудительные работы в рейх, поэтому брак — это самое разумное, что может сегодня девушка сделать. А в это трудное время каждый жаждал иметь близкого человека, чтобы можно было прильнуть к нему и ничего не видеть и не слышать вокруг.

— Разве ты могла бы чувствовать себя счастливой, если бы остановилась на полпути?

Марушка серьезно посмотрела на Любу.

— С Юлой я бы не остановилась. Мы все делали бы вместе, помогали друг другу. Ты его не знаешь, не знаешь, как он может ободрить и успокоить! — страстно воскликнула она, словно стремясь защитить своего любимого перед Любой. — Он мой преданный и все понимающий друг. С ним я не боюсь ничего.

Последние слова Марушки показались Любе несколько напыщенными. Но потом первое впечатление сменилось восхищением. Любе нравилась смелость Марушки, сбросившей путы религиозных предрассудков.

Быстро пролетела половина августа. Дни стояли дождливые, в комнатах общежития было холодно и сыро. Девушки залезали в свои постели и лежа читали.

Марушка сидела у стола, перед ней стояла фотография Юлы. Девушка думала о том, что надо бы снять какую-нибудь частную квартиру, чтобы быть одной.

«Веди дневник, он станет барометром твоих мыслей и действий. Записывай все подробно, пиши о своем окружении, о людях, с которыми ты встречаешься, — призывал ее в каждом письме Юла. — Ты хорошая девушка, но я не знаю, какой ты вернешься. Больше всего я опасаюсь воздействия на тебя окружающей среды. Если ты не одолеешь ее, то люди, окружающие тебя, одержат над тобой верх. А если ты поддашься, то потеряешь меня».

Чувствовал ли Юла, как меняется Марушка, как постепенно освобождается от него? Но ведь она его все еще любит, любит его одного, любит до слез. Она не может потерять его! Надо уйти из интерната, найти себе частную квартиру. Как можно скорее, сейчас же!

Она побежала к преподавателю Кратохвилу. Он вел у них в гимназии в Стражнице философию, а жил в Битишке, в красивом домике, окруженном садом. Это он обратил ее внимание на здешнюю языковую школу и посоветовал поступить в нее учиться.

Жена преподавателя послала Марушку к своей сестре.

— Она очень хорошая, и муж у нее добряк. В саду — тишина и спокойствие, тебе у них понравится, увидишь.

У Климовых был опрятный домик на берегу Свратки. Он был маленький, словно клетушка, но какая вокруг красота! Марушка оглядела склоны холмов. Здесь ей будет хорошо, здесь она останется наедине со своей любовью.

Дома никого не было. Марушка прислонилась к забору, отделявшему маленький сад от полевой дороги. Все здесь было таким естественным, словно граница между людьми и природой вообще не существовала.

Со стороны Битишки к дому подошли мужчина и женщина, держащая за руку маленького мальчика. Вокруг них прыгала девочка. Перед домом семья остановилась. Все с интересом взглянули на красивую смуглую девушку в коричневом коротком пальто.

Это были Климовы.

— Не сдадите ли вы внаем комнату?

Немного смущаясь, они ввели ее в комнатку шириной немногим более двух, а длиной почти пять метров. Но Марушке комната понравилась, прежде всего, потому, что имела отдельный вход.

Девушка так сжилась с представлением о частной квартире, что решение Климовых значило для нее многое. Про себя она призывала на помощь Юлу: «Юлушка, помоги мне! Я должна получить эту комнату».

Мысль о любимом словно имела волшебную силу. Лицо пана Клима, выглядевшее поначалу не очень довольным, прояснилось. Он подергал себя за ухо и сказал:

— Ну что ж, если вам эта макаронина нравится, то с богом, переезжайте.

24

Под окном цвел сад, за ним проходила полевая дорога, а еще дальше блестела лента реки. С другой стороны домика сразу начинался крутой склон, заросший кустарником. А вокруг — одни горы. Было уютно, безопасно.

На стол Марушка постелила скатерть со словацкой вышивкой, постель накрыла пестрым покрывалом, а по стенам развесила разрисованные мамой сердечки. На столе стояла фотография Юлы. Его переполнила бы любовь, если бы он пришел в эту белую комнату, в которую поток времени вносил одну тоску. Но не только боль, не только печаль, что-то еще, чужое, вкрадывалось в комнату, где она хотела остаться наедине со своей любовью.

Чужое? Мороз пробежал по спине Марушки. Почему сердце ее сжимается, когда она представляет, как страдают люди? Юла говорит: «Не верь людям, остерегайся их, не будь такой доверчивой». Но как она может послушать его, любимого, когда мир полон нищеты и страданий?!

В последний день августа был арестован учитель Кратохвил. Узнав об этом, Марушка поспешила в его квартиру. Всю корреспонденцию, все документы, все, что могло бы послужить компрометирующим доказательством, нужно было сжечь.

— Может быть, не все? — со слезами посмотрела на нее жена учителя и накрыла ладонью связку писем, перетянутых розовой ленточкой.

— Нет, все, абсолютно все нужно сжечь!

Марушка не знала, за что арестовали учителя Кратохвила, не знала этого даже его собственная жена; девушка действовала под впечатлением слов, столько раз слышанных ею от Йожки Петрухи: уничтожить за собой все улики!

А жизнь продолжалась.

Каждое утро Марушка ходила вдоль реки в школу. Там, где на берегу росло несколько деревьев, она каждый раз замедляла шаги. Шуршали под ногами опавшие листья, тихо журчала в реке вода.

Пять уроков в школе, во второй половине