Ему сообщили о задумке Ибрагима. Он был поражен: ведь войска уже подошли к Волге и готовились к переправе. Прискакавший от великого князя гонец передал Патрикееву, чтобы через реку не переправляться. Ибрагим, ждавший их в засаде, не выдержал и вышел к реке. Казанское войско было огромным. Только теперь Патрикеев понял военную гениальность великого князя. Его предусмотрительность спасла войска от нового похода казанцев на Московию. Ибрагим, разгневанный, что русские разгадали его намерения, все же решил немного их пограбить. Но и это предусмотрел Иван Васильевич, приказав Патрикееву срочно укрепить гарнизоны в Муроме, Нижнем Новгороде, Костроме и Галиче. Ибрагим попытался взять Галич. Но получил крепко по зубам и, как змея, уполз в свою нору. Эти действия Ибрагима заставили великого князя задуматься. Он даже ухмыльнулся: Восток беспокоит его второй раз. И он, собравшись было в Коломну, отложил поездку.

Пора было подумать и о Младом. Ему надо найти жену, чтобы этот брак укрепил положение Московии. Но у польского короля нет невесты для Ивана Младого. Литовские князья измельчали, и брак, если и найдется невеста, ничего не даст Москве. «Надо дать задание Посольскому приказу, – решил он, – пускай поищут невесту. А пока будут искать, надо готовиться к походу на восток». Князь вздохнул: воевать он не любил. «Война – это лишние траты, – говорил он. – Софья не воевала, а сколько земли себе набрала, пуская свой доход на покупку сел и деревень. Умна бабка, ничего не скажешь!»

Обдумав еще несколько дел, Иван Васильевич встал, потянулся и не спеша пошел в трапезную. Там его уже ждали. Проходя мимо места, где обычно сидел Иван Младой, великий князь посмотрел на это место и, ни на кого не глядя, сказал:

– Загостился наш Иван.

Услышав такие слова, боярин, исполнявший обязанности стольника, скромно проговорил:

– Ждет, видать, когда король примет.

Усаживаясь, князь возразил:

– Давно принял. Понравился ему мой Иван!

На столе лежали запеченные куски тыквы в меду, пареная репа, морковь, отварная осетрина, сыр, сало, лук, чеснок. В кувшинах – квас. В бутылях – вино.

Стольник по очереди подносил блюда и клал великому князю на тарелку то, на что князь указывал. Трапеза проходила в молчании.

– Квасу яблочного, – наконец произнес Иван Васильевич, ложкой зачерпывая пареную репу. Закончил стаканом вина да пирогом с грибами. Отобедав, бросил: – Я в опочивальню, вздремну.

Он редко спал после обеда. Обычно шел в кабинет, читал бумаги или вызывал дьяков. На этот раз его ждал дьяк Торгового приказа. Он стоял у двери кабинета и от ожидания даже вздремнул, опершись на косяк, поэтому не слышал, как подошел князь, и не почувствовал, когда тот взял его за плечо.

– Пошли! – произнес Иван Васильевич.

Сев в кресло, провел рукой по усам.

– Что у тя? – И кивнул на кипу бумаг, лежавших перед дьяком.

– Да вот, государь. – Дьяк переложил бумаги, нашел нужную. – Наш посол Еропкин пишет:

«…сообщаю, что наш купец Егор Елферьев, как и новгородские купцы, шел из-за моря через Литовскую землю. Егор шел на твое, государь, великокняжеское имя и вез для тебя ковер да восемь зерен жемчуга. На них взяли в Минске непошлый мыт. Потом весь товар пограбили, взяли и деньги, придравшись, что вместо ладана купец продал смолу. За это велели купца бить. Как, впрочем, и других. А все за то, что Егор не продал жиду-мытнику ковер. В Смоленске силой отобрали кувшин орехов грецких. Там же взяли у купца тридцать миткалей без трех жемчуг, да взяли золотую жиковину, да и другой ковер…

Все это я, верный твой слуга, государь, отписал королю Казимиру».

Князь поднялся и, опершись руками о стол, повернул голову к окну. Дьяк увидел, как побагровело лицо князя. Потом, повернувшись к дьяку, сказал, словно от него это зависело:

– Смоленск надо возвращать! Готовь письмо крымскому хану Ази-Гирею. Если хочет с нами дружить, пусть оберегает наших купцов. Там их тоже пограбили.

– Великий князь, – проговорил дьяк, – вряд ли он пособит нам. Он, говорят, дружит с Казимиром.

Князь на это только потеребил бороду.

– А почему не ездим степью? – спросил князь.

Дьяк понял, о чем тот спросил.

– Да казаки там сильно балуют, – ответил дьяк.

– Да-а… – протянул князь, – на Волге татары лютуют. Как нашему бедному купцу торговлю вести? – вслух подумал Иван Васильевич.

– Сейчас Казань – что твоя Орда, – высказался дьяк.

Князь, опустив голову, по-бычьи посмотрел на дьяка. Потом промолвил:

– На брыкливую кобылу хомут трудно надеть.

Дьяк промолчал. Он не понял, что хотел этим сказать князь.

– Напиши письмо и Казимиру. Я подпишу. Пускай наведет порядок. А мы более прощать не намерены. Всё, ступай. Скажи, чтоб зашли Данила Щеня да Григорий Мороз.

– Слушаюсь, государь, – ответил дьяк, а сам подумал, что князь хочет проучить татар да и вятичей.

Дьяк угадал. Иван Васильевич посчитал, что пора наказать вятичей за их поведение. Они воевали Кокшенгу и грабили другие селения. Настала пора потребовать ответа.

– Эх, жаль, что нет Ивана, надо бы ему поучаствовать в этом походе. Учиться княжичу надо. Да и побыстрей, – он вздохнул, – найти ему невесту. А то может и разбаловаться.

Вскоре он объявил боярам на совете, что пора Ивану женку искать.

– Да молод он, – не согласился кто-то.

– А я с каких лет женился? – прищурился князь.

Другой боярин улыбнулся и спросил:

– А где невесту-то искать?

– Я уже думал об этом и решил, что среди немцев, – уверенно ответил князь. – Зажмем тогда этих тварей с двух сторон.

Бояре не совсем поняли, о каких «тварях» говорил Иван. Но поняли, что дело серьезное.

Иван Молодой не очень-то торопился возвратиться домой. После встречи с Еленой он стал в чем-то другим человеком. Иван ехал словно во сне. Даже стражники, подмигивая друг другу, с улыбкой кивали на Ивана. Да, он пребывал во сне, вернее, весь предался мечтам. И все крутились вокруг Елены. То на них напали какие-то злодеи, и он вырвал ее из их рук. То он, каким-то образом оказавшись около их горящих хором, бросившись в огонь, выносит ее на руках. То она смертельно больна, а снадобье для нее можно достать у какой-то старой колдуньи, и он разыскивает ее. И так всю дорогу. Но стоило ему увидеть позолоченные купола Кремля, как эти мечты исчезли, словно унесенные поднявшимся ветром. Он вдруг вернулся в свою суровую действительность. И первой его мыслью было осознание того, что он может потерять Елену по отцовской воле.

«В нашей семье издавна принято жертвовать собой во имя создания могучего княжества. Ведь поженили отца почти ребенком. А все из-за того, чтобы тверской князь помог тогда отцу вернуться в Кремль.