Посетили мы и Вашингтон и Белый Дом, где были приняты миссис Рузвельт. По ее словам, Президент был не здоров и не смог нас принять, на что Стайн любезно ответила «Понимаю». Миссис Рузвельт также проинформировала, что нас примет в своей резиденции один из важных чиновников Белого дома, но кто им был, не помню.

Мы вернулись в Нью-Йорк и отправились в Новую Англию, по дорогам которой нас возили супруги Роджерс в автомобиле их приятельницы, миссис Вессон из семьи изготовителей револьверов. Стояла зима, церкви в Новой Англии смотрелись в белом одеянии как на почтовых открытках. Посетили колледж Вассар, студентки были красивы и стильно одеты. Но тамошнюю еду Гертруда есть не смогла и попросила яйцо всмятку и апельсин.

Следующим в расписании был юг страны. С Карлом Ван Вехтеном мы поехали в Ричмонд, где нас представили Эллен Глазгоу. За обедом я сидела рядом с Джеймсом Бренч Кейблом, который спросил меня: «Что, Гертруда всегда серьезна?» «Крайне» — ответила я. «Тогда другое дело». «Для вас, но не для меня» — сказала я.

В Чарльстоне деревья камелии очень высоки и полны красных, розовых и белых цветов. Там у нас был очень добрый гид, один профессор. Он показал нам дубовые деревья, принадлежавшие к Клубу Столетних дубов. Лекцию в Чарльстоне Гертруда прочла в красивом историческом здании, не очень большом. Гертруду здание не так заинтересовало как меня. Зато она получила удовольствие от объявления около аэропорта в Атланте: «Покупайте ваше мясо и пшеницу в Джорджии!».

Мы летели в Новый Орлеан, самолет довольно опасно парил над дельтой Миссисипи и морем. В Новом Орлеане нас приветствовал Шервуд Андерсон, к большой радости Гертруды. Он показал нам старые кварталы Нового Орлеана, базар и дома нескольких старожилов, один из которых носил славное испанское имя. Шервуд принес нам замечательные апельсины, очень сладкие и сочные, совсем не похожие на те, что имелись у нас во Франции. Он очищал их для нас от кожуры и приговаривал: сейчас можете их есть. Это было в нем так по-западному! Он показал нам, где выращивали некультивируемый рис, который мы ели на день Благодарения в Новой Англии. Сбор риса — дело довольно опасное.

Из Нового Орлеана мы летели в Форт Уорт и оттуда — в Чикаго, где остановились в квартире Торнтона Уайлдера. Расписание лекций привело нас и в Даллас, в школу мисс Элы Хокадей, где выступала Гертруда. Цветы в Далласе, как дикие, так и выращиваемые, были дивно хороши, яркие и пахучие. Молодежь в школе — веселая, жизнерадостная и сметливая. Мисс Стайн проводила каждое утро с девушками, гуляя и беседуя с ними. На лекции они проявили удивительное понимание ее произведений. Она дала также лекцию в Женском клубе Далласа, где состоялось довольно приятная дискуссия.

Из Далласа наш путь лежал на Запад, в Калифорнию. В те времена самолет спускался над Аризоной, затем поднимался опять, и большую часть пути довольно опасно летел меж двух горных хребтов, внезапно спускаясь в Лос-Анджелесе.

У нас было письмо к одной из приятельниц Ван Вехтена, которую мы встречали в Нью-Йорке. Она спросила меня, согласится ли Гертруда Стайн прийти на обед и встретиться с некоторыми из ее друзей, Чарли Чаплиным среди них. «Конечно, она пойдет, — сказала я, — только не надо за столом иметь много людей». «Восемь?». «Отлично!». «Хотела бы она пригласить кого-нибудь, кто живет здесь?». «Да, Дешилла Хэммета». «Я не знаю его, но попробую привести», — сказала хозяйка.

На вечерний обед нас попросили прийти к 7:15. Хозяйка рассказала: «Издатель не хотел давать адрес Дешилла Хэммета, но я выяснила местопребывания Дешилла у директора фильма, поставленного по его роману, и послала ему приглашение: „Гертруда Стайн обедает у меня завтра вечером, не сможете ли вы прийти и встретиться с ней?“. Он ответил: „Если мне будет позволено взять с собой будущую хозяйку дома, Лилиан Хеллман“. На что наша хозяйка ответила: „Будет чудесно“».

Когда мы пришли, появился и Дешилл Хэммет и сказал Гертруде Стайн: «Сегодня первое апреля и когда я получил приглашение, то подумал, что это первоапрельская шутка». «Видите, это не так», — ответила Гертруда Стайн.

Когда прибыл мистер Чаплин, я сказала ему: «Единственные фильмы, которые мы смотрим, — ваши». Что было не совсем правдой.

Беседа за обедом протекала довольно живо. Мистер Чаплин привел с собой Полетт Годдар, enfant terrible[75]. Присутствовал также испанский дипломат и брат хозяйки дома, директор фильма. После обеда появились и другие гости и среди них Анита Лос, которая тут же пришлась мне по душе. Кинорежиссеры собрались вокруг мисс Стайн и спросили: «Нам хотелось бы знать, как вы добились такой огромной популярности». Она ответила: «Собирая малую аудиторию», после каковых слов они отодвинули от нее свои стулья, обескураженные услышанным советом.

Гертруда Стайн арендовала автомобиль, и мы поехали через Санта Барбару, по побережью в Монтерей, превратившийся, к моему изумлению, в процветающий, кипучий городок на месте очаровательной деревеньки, в которой я отдыхала в юности. Кругом виднелись регулировщики движения, которых мы очевидно игнорировали, ибо нас остановил полицейский: «Что вы, леди, делаете?». Я ответила: «Пробую найти глиняный домик мадам Бонифацио, где я обычно останавливалась». «Они переехали выше, на холмы». «Передвинули глиняный домик?». «О, да, восточный миллионер так пожелал». «А розовый куст Шермана?». «Он тоже переехал на холмы вместе с домом».

Мы добрались до отеля «Дель Монте» поздно ночью, и тут же раздался звонок от Мейбл Додж: «Привет, когда я смогу увидеть Гертруду?». Я ответила: «Думаю, что не получится». «Что?». «Нет, она собирается отдыхать». «Робинсон Джефферс хочет ее видеть». «Ну, придется ему обойтись без нее».

Пища в «Дель Монте» была такая же замечательная и в годы моей молодости, а в меню были моллюски абалоны — блюдо, до того мне неведомое. Мы отдыхали там несколько дней, а затем уехали в Сан-Франциско — в тот день вылетел первый самолет в Гонолулу.

В Сан-Франциско автомобильное движение на холмистых участках было организовано хорошо, но с нашей точки зрения, довольно опасно. Однако Гертруда Стайн смогла втиснуться на свободное место за углом отеля. Мы устроились в номере с видом на Голден Гейт. Комнаты украсили цветы, присланные Гертрудой Атертон, подругой Ван Вехтена, моей подругой Клэр де Груши и женщинами клуба Американских женщин.

Возвращение в родной город было волнующим и тревожным. Он был совсем другим и все-таки прежним. Вскоре раздался звонок двух старых подруг — Хильды и Фофи Браун, они интересовались, могут ли они чем-то мне помочь. Женский клуб Сан-Франциско прислал двух представительниц договориться о лекции. На следующий день эти обе женщины взяли Гертруду под свою опеку, а я встретилась с другим старым приятелем — Сидни Джозефом, братом Нелли Жако. «Невозможно! — сказала я. — Не ожидала тебя увидеть». «Что ж, но вот я», — ответил он.

Я вошла в лекционный зал одна и увидела бесконечное число знакомых лиц, кто-то кланялся мне, кто-то махал рукой. Я старалась сесть тихо и незаметно, но обнаружила, что многие хотят поговорить со мной. Дорогая моя подруга Мэй Колман поклонилась и кивнула головой — будто и не прошло почти тридцати лет с нашего последнего разговора.