Шрифт:
Интервал:
Закладка:
КРУПНЫМ ПЛАНОМ: девушка улыбается, а парень наклоняется к ней. Его губы касаются ее рта, и она отшатывается.
ОТВЕТ: пленку заедает. Хичкоковские скрипки берут высокую ноту. Теперь это фильм ужасов, малобюджетный, но культовый. Глаза девушки похожи на блюдца. На континентах внутри глаз сменяются жизнь и смерть. Наконец, парень отворачивается. Его лицо похоже на посмертную маску. Фильм на экране продолжается как ни в чем не бывало.
Гаснет свет, и пленка вспыхивает.
Утром восемнадцатого дня рождения Эдгара тридцать мертвых птиц лежали в ряд от окна Изолы до парадной двери дома Ллевеллинов. Перевозбужденная Цветочек подняла Изолу на рассвете, и та выбежала в утренний туман, замотавшись в простыню, которая как плащ развевалась на ветру. Мяукающий Моррис несся за хозяйкой. Изола собрала всех птиц в импровизированный мешок из простыни – все задушенные, с выпученными пустыми глазами и высунутыми язычками – и пошла хоронить их на месте, где когда-то росла слива. Но старая усыпальница уже не вмещала новые трупики, так что Изола прокралась на задний двор дома номер тридцать семь и запихнула птиц вместе с простыней в яму, вырытую для яблони, но пустовавшую все эти долгие месяцы.
Луна царила в прозрачном небе – одинокая пластмассовая невеста на черничном свадебном торте. Луна без звезд, как принцесса без свиты, и уже не в первый раз Изола ее пожалела.
На Аврора-корт никогда еще не было так шумно. Музыка доверху заполняла трещины и, как твердо верила Изола, эхом доносилась до самой преисподней. В строгом информационном письме, разосланном всем приглашенным Магеллой Лейвери, гостям предписывалось явиться в белом для «оптического эффекта», что бы это ни значило.
«Невесты носят белое», – напомнила себе Изола и, чтобы подчеркнуть идею, купила изрядно поношенное свадебное платье и обрезала подол, распорола модные в восьмидесятые рукава-фонарики и оторвала бисерную вышивку, испачканную свадебным тортом, за годы превратившимся в окаменелость. Надевать фату Изола не стала, только оставила подходящий к наряду венок из тряпичных розовых роз, которые попыталась выкрасить в насыщенный красный цвет, гармонирующий с туфлями (она никогда не соблюдала дресс-код полностью), но в итоге передержала краску, и розы стали темно-фиолетовыми, почти черными, как на погребальном венке.
Алехандро и Руслана тщательно осмотрели двор в поисках Флоренс, пока Изола проверяла макияж в зеркале в ванной. Зеркало радостно сообщило ей, что она выглядит «довольно симпатично», и Изола написала на нем свои инициалы вульгарной ярко-красной помадой.
Наконец дойдя до дома номер тридцать семь, она поняла, что опоздала.
– Пробки на дорогах? – усмехнулся поджидающий в дверях Эдгар.
– Просто жуткие, – вздохнула Изола.
Эдгар местами светился, словно у него под кожей то тут, то там образовались светящиеся в темноте опухоли. На самом деле это, конечно, была краска, светящаяся в ультрафиолете, – еще одна модная штука, вроде временных татуировок. Кто-то плохим почерком накорябал на густых кудрях Эдгара «ЭДДИ», а на щеке вывел цифры 1 и 8, после которых поставил три восклицательных знака.
У входной двери стояли банки с потеками неоновой краски по бокам – светящимися червячками всех цветов радуги.
– Она безопасна для кожи, – заверил Изолу Эдгар. – По крайней мере, мне так сказали.
Из-за его спины выскочила Лоза с кукольными накладными ресницами и нарисованными на щеках голубыми сердечками. За ней следовала Гелла, с головы до пят истыканная оранжевыми точками, словно наглоталась светлячков и те расползлись по всему организму. Обе с визгом кинулись к И золе и принялись разукрашивать ее кожу и волосы. Гелла нарисовала ей светящиеся синие губы, как у гейши, а Лоза умеренно покрыла волосы розовой краской.
– Ты похожа на трагическую невесту, – поддразнил Эдгар, рассматривая венок на голове Изолы. – Ждущую своего… мрачняка. – Он хохотнул над собственной шуткой.
Наконец приведя Изолу в надлежащий вид, подруги повели ее в дом. По стенам были развешаны инфракрасные прожекторы, и внутри краски светились ярче. Гости с затейливыми узорами на предплечьях оставляли друг на друге отпечатки рук. Все светились в темноте, как рожденные в джунглях ангелы.
Эдгар провел Изолу сквозь толпу – опьяняющее смешение красок и тел, вливающих в себя пинты алкоголя. Зеркала и окна скрывали черные драпировки, чтобы отражения никого не сбивали с толку. Лоза заливисто хохотала, широко открывая рот и показывая ядовито-зеленый от абсента язык.
– Гляди, – сказал Эдгар, остановившись, чтобы взять с журнального столика кусок грязной бумаги. – Страшила Рэдли прислал мне открытку ко дню рождения.
На ней корявым почерком было нацарапано: «Исход 22:18».
Изола почувствовала, как что-то ползет по ее плечу, и скосила глаза: по коже двигалась яркая соломинка, которая медленно подбиралась к напитку в ее руке, словно любопытная клювастая птичка, и наконец нырнула в бокал.
– Пип! – воскликнул Эдгар.
Между ними встал долговязый парень со свисающей из уголка улыбающегося рта соломинкой.
– Нужно добавить сюда абсента, – обратился он к Эдгару. – Сделай даме приличный коктейль, ну же.
Приторно-сладкий запах травки окутывал друга Эдгара хипповским одеколоном. У Пипа были длинные растрепанные волосы, а на лице мерцал зеленым неоном рисунок черепа, такого объемного и красивого, что автором боди-арта, несомненно, мог быть только Эдгар.
Виновник торжества засмеялся, выхватил у Пипа мокрую соломинку и бросил ее под ноги танцующим. Указал на Изолу:
– Пип, это…
– Изола Уайльд. – Пип встал на одно колено, взял Изолу за руку и поцеловал пластмассовый камешек на ее кольце-настроении. Он произнес ее имя, словно детектив, вычисливший преступника, которого давно подозревал. – Лицо, что породило тысячу «если»… – Нарисованный поверх его губ оскал черепа улыбнулся Изоле. – Я так много о тебе наслышан от Эда – серьезно, он такой сплетник! Рад объявить, что в реальности ты ничуть не хуже очаровательного видения, которое описывал Эдгар в своих сладкоречивых – и порой бесконечных – одах твоей красоте.
«Итак, – подумала Изола, – очень милый и словоохотливый наркоман».
– Изола – Святой Гуру Филип Сатклифф, или просто Пип, – представил друга Эдгар, когда тот встал. – Прости, что он такой придурок. Если начнет тебе надоедать, пожалуйся Гелле.
– Я ничуть ей не досаждаю, – обиделся Пип. – Когда это я кому-то надоедал?
– Например, сейчас. Смотри, кольцо почернело, – усмехнулся Эдгар, указывая на руку Изолы.
Пип на секунду задумался, почесывая светлую щетину на подбородке.
– Справедливо, – заключил он. Повернулся, выхватил у кого-то искрящийся бенгальский огонь и опустил зажженным концом в пиво Эдгара. Затем, словно неряшливый волшебник, вытащил откуда-то маленький бумажный зонтик и водрузил на бокал Изолы.