– Быть может, еще не поздно?

– Нет. Время ушло. Колчак совершил стратегическую ошибку. Вместо наступления на Среднюю Волгу, он нанес главный свой удар по северному пути, на Вятку и Ярославль. По последним сведениям, армии Колчака откатываются все дальше на восток, чехи не хотят драться, и вся ситуация грозит катастрофой для сибирского правительства.

Аваддон говорил увлеченно и взволнованно. Зетлинг пригубил терпкого чаю и задумался.

– Вы молчите? – спросил Аваддон. – Думаете, что во мне произошла разительная перемена? Верно, так и есть. И на то две причины. Первая состоит в том, что я никогда не был большевиком по убеждению, но всегда пользовался большевиками в своих целях. А вторая заключается в том, что в итоге они попользовались мной. И я отмщу. Никанор уже поплатился.

– Тогда ясно. Вы намерены мстить чужими руками. И для этого я здесь?

– Разве вам это не доставит удовольствие и разве это не есть ваша цель и, в конечном счете, цель всего Белого движения?

– Если судить цинично, то это так.

– Судить всегда цинично.

– Я готов согласиться с вашими рассуждениями, – Зетлинг поставил чашку на журнальный столик и откинулся на спинку кресла, – но в Новочеркасске меня держат дела. Как вам известно, я обязан закончить расследование гибели посольства.

– Но вы вполне расквитались с Никанором.

– Есть еще один человек, высокопоставленное лицо…

– Вы и до этого дошли? – Аваддон был удивлен. – Но ведь не Никанор же рассказал вам о нем? Вы становитесь опасны.

– Нет, я обнаружил его участие в этом деле сам. Полковник Вершинский совершил измену и ответит за нее.

– Боюсь, на сей раз вы бессильны.

– Отчего же?

– Полковник отбыл из Новочеркасска в неизвестном направлении. Бесспорно, появление его в обществе можно предугадать, но произойдет это нескоро и очень далеко от пределов нашей несчастной родины.

– Вы знакомы с ним?

– Больше, – Аваддон самодовольно улыбнулся. – Именно я вовлек полковника в это грязное дельце. Позднее я в этом раскаялся, но сделал это слишком открыто и опрометчиво. Не доверяйте людям, милейший Дмитрий Родионович, особенно друзьям, их предательство самое болезненное.

– В таком случае, быть может, вы ответите мне на вопрос, который категорически отказался обсуждать ваш ныне покойный друг?

– Пожалуйста.

– Для чего высокопоставленному офицеру, ближайшему сотруднику Корнилова и Деникина, не испытывающему денежных затруднений, не склонному к большевизму, участвовать в этой грязной истории? Для чего обрекать на гибель своих товарищей и рисковать всем своим благополучием?

– Э, мой идеалистический друг, – Аваддон злорадно оскалился, – предатели – это самые успешные люди. Человеку всегда мало! А когда он достигает своего предела, то видит корни неудач не в собственной ограниченности, но в злой воле недоброжелателей. Так мыслил и Вершинский. Он затеял собственную игру, рассчитывая маневрировать и сталкивать лбами врагов. Но игра эта оказалась ему не по силам. Вершинский противостоял влиянию генерала Врангеля. Врангель настаивал на выборе Царицынского направления и соединения с Колчаком в качестве стратегической первостепенной задачи. Вершинский же с группой генералов выдвигал идею движения напрямую к Москве. В конечном итоге спор этот перешел в плоскость личного противостояния в борьбе за власть над армией. Врангель человек спесивый и честолюбец. В определенный момент ему удалось склонить чашу весов на свою сторону, и Деникин написал пресловутое письмо Колчаку со стратегическим планом военных действий на весенне-летнюю кампанию девятнадцатого года. Но вмешательство полковника Вершинского и нашего общего бывшего друга Никанора спутало все карты.

– Как примитивно…

– Зло всегда примитивно, но оттого и эффективно, – порадовавшись каламбуру, Аваддон улыбнулся. Но застывшая на его губах улыбка превратилась в мертвый звериный оскал. – Теперь наступать на Волгу бессмысленно. Колчак отброшен к Уфе. Если Сибирь падет, Белое движение будет обречено. Большевики, надо отдать должное Троцкому, умело приспосабливаются к условиям Гражданской войны. Они отказались от партизанщины и принципа революционной войны. Красная армия становится все более дисциплинированной и боеспособной. Дело портят выскочки-командармы из бывших дворников и слесарей. Но за каждым таким крикливым и пьяным пройдохой стоит военспец. Парадокс, но большевистскую армию создают бывшие царские офицеры. Смелое решение большевиков. Оно несет сколько выгод, столько и угроз. Офицеры попадают в Красную армию отнюдь не добровольно. Они вынуждены служить по мобилизации под угрозой голода и расправы над близкими. Страх – ненадежный инструмент управления. Всегда найдется кто-то, кто сумеет перешагнуть через инстинкт.

– Нет сомнений, что среди офицеров, пошедших на службу к большевикам, мало истинных коммунистов. Они действуют под страхом и безынициативно. Но над каждым из них висит угроза ареста и чрезвычайки. Большевики умело пользуются живым материалом.

– Все верно, – Аваддон долил в свою чашку кипяток из кофейника, – но я хочу рассказать вам о другом. В современных условиях у Деникина не остается альтернативы. Он вынужден сосредоточить все свои силы на одном направлении. Только быстрое и решительное наступление на Москву способно остановить продвижение большевиков в Сибирь и переломить ход войны. Путь на Москву заслоняет 8-я армия красных. Это, пожалуй, их самое боеспособное, блестяще укомплектованное, великолепно оснащенное соединение. А учитывая колоссальные резервы и мобилизационные возможности центральных регионов страны, 8-я армия практически непобедима. Практически.

Аваддон встал, подбросил дров в затухающий камин и потрепал собаку за ухо.

– Непобедимых нет.

– Вы правы. И нет более уязвимых, чем те, которые мнят себя непобедимыми. Большевистское командование уверено в 8-й армии и смело перебрасывает резервы на восток, стремясь быстрее покончить с Колчаком, – Аваддон оперся кулаками на стол, подавшись вперед и в упор смотря на Зетлинга. – После отстранения от командования группой я должен был поехать на встречу с Троцким. Мы виделись в Коломне. На обратном пути я был проездом в Воронеже, где размещается штаб 8-й армии. Здесь я узнал, что ее командующий тяжело болен и находится при смерти и что всем руководит некий капитан Самсонов, в прошлом офицер Генерального штаба. Я с ним не знаком. Но часто бывает, что пустяковое известие из прошлого с течением времени приобретает огромное значение, – Аваддон выпрямился в полный рост и расправил сутулые плечи. – Сейчас я расскажу вам то, ради чего позвал сюда. А после вы сами решите, как относиться к сказанному мной и перспективе нашего сотрудничества.

– Я вас внимательно слушаю.

– Через три дня пути, когда мой отряд благополучно преодолел фронт и находился в ближайших тылах белых, мы зашли на ночлег в одну деревню…

* * *

Смеркалось. Снег сошел с дорог и полей, но еще лежал грязными серыми шапками в ложбинах и перелесках. Отряд из пяти человек въехал на край деревни. Из-за низкого забора первой к дороге избы путников встретил заливистый лай собаки. По жесту Аваддона отряд остановился, один из всадников спешился и вошел в калитку. Навстречу ему из избы вышла баба с дитем на руках, за ней в дверном проеме показался хозяин двора.