Неужели знает? Надежда, умершая было при виде девчонки, снова проснулась.

– Кладешь ладонь, и все.

– И все?

– Да.

– Обманули тябя. Не колдовская это весць.

Как не колдовская?

– А какая же?

– Волшебная.

– Какая разница?!

– Разница, что колдовство – в жизни, а волшебство – в сказке.

– В какой сказке, если я сам ее видел!

– Видел?

– Да…

– Погоди. Видел… А где?

– Да…

Да здесь, в Загорках, и видел. Сто лет вперед. Восемьдесят пять.

– Там.

– Видел? И действует?

– Да.

– Мама мне рассказывала… – медленно проговорила Алена, – что сейчас волшебство только в сказках, а вот раньше, давным-давно, делали люди волшебные вещи. Делали, да от других людей прятали.

В землю закапывали… Сергей все понял. Алена не видела артефакта, он лежит здесь, под землей, с тех самых давних пор. Все пропало.

Надежда умерла.

– А чем тогда колдовство от волшебства отличалось? – вяло спросил он, уже не желая ничего знать.

– Для колдовства работать нужно, а волшебство само собой делается. Сейчас только колдовство осталось.

Блин, даже для магии здесь нужно работать… Что за мир… Что за время…

– Не расстраивайся, Ся… Сярежа. – Алена погладила его по плечу. – Я же не волшебница, просто знахарка, от мамы покойной умение досталось. Хоцешь, я твою наклепку убяру?

Она указала на синяк под глазом. Сергей молча кивнул.

Алена достала с полки маленький горшочек и начала размазывать под глазом Сергея сильнопахнущую мазь, приговаривая: «Скакал конь по мосту, в запредельну сторону…», дальше пошло неразборчивое.

– Все. – Алена закончила.

Сергей пощупал. Фингал был на месте.

– Все тебе сразу нужно, экий ты нетерпеливый. Сойдет быстрее. Все, иди, расселся тут.

Алена, похоже, прятала за грубоватостью неловкость от невозможности помочь. Но Сергею было не до психологии. Он вышел из избы и побрел в сторону Козьей Горы.

«Гав», – попрощался лохматый собак.

– Гав, – прошептал Сергей.

Он не сможет выбраться отсюда. Никогда.

Ни-ког-да.

Сергей не запомнил, как добрался до Козьей Горы. На приветствие Никитича пробормотал нечто неразборчивое даже для самого себя и завалился спать.

* * *

Проснулся Сергей разбитым. Недосыпание у него, похоже, начало превращаться в традицию.

Хозяин, напротив, был до отвращения бодрым.

– Доброе утро, Сярежа!

Никитич отхлебнул чаю с блюдца.

– Как спалось, цего во сне видялось?

– Ничего, – вздрогнул Сергей.

Вспоминать сегодняшние кошмары не хотелось. Сначала ему снился Андрюха, который опять, как днем, шел на него с револьвером. Вот только во сне у Сергея не было верной палки и вместо того, чтобы дать отпор, он пятился назад, что-то беспомощно мямля. Андрюха кривился в усмешке и внезапно стрелял ему в живот. Сергей вскрикивал и просыпался, чувствуя тугие толчки пуль. Потом опять появились мертвые беспризорники. И Сергей опять просыпался с криком. Уже под утро начала сниться и вовсе всякая ересь. Появлялся Командир – главарь белогвардейцев, шипел кому-то невидимому: «Убей его» – и расплывался в тусклой темноте сна. Бесконечной вереницей неслись люди, все как один целившиеся в Сергея из револьверов и пистолетов, среди них мелькнул даже вчерашний прибалт псевдо-Дзержинский, схватил в охапку колдунью Алену, расхохотался и исчез. Шевелил огромными тараканьими усищами товарищ Буденный, Сергей нырял в чернильно-мутную реку, в него стреляли, но он упорно плыл куда-то, наконец вынырнул и наткнулся на товарища Сталина, молча грозившего ему трубкой. Нет, вспоминать такой сон Сергею не хотелось.

– Ничего не снилось.

– Ницего – это хорошо, – кивнул Никитич. – Это оцень хорошо. Ну цто, раз проснулся, нужно за работу приниматься.

– Ага, – вяло согласился Сергей, вспомнивший вчерашний день.

Нужно приниматься за работу. Каждое утро. Весь остаток жизни. Потому что отныне это – твоя жизнь. Работа – сон, сон – работа. Выхода нет. Как он вообще поверил в то, что сможет найти здесь магов? Магов! У большевиков!

Для полного счастья судьба, закинувшая его в это время, не только лишила его пути назад, но и знаний о будущем. Потому что, мать-мать-мать, это не прошлое!

Нет, конечно, с альтернативкой ему еще повезло: у власти не Сталин, а другие большевики, более адекватные, по крайней мере, судя по терпимости к церкви. Сергей хотя бы мог не бояться, что его расстреляют, как шпиона.

Даже прорвись он к Сталину, что он сможет ему рассказать? Что война начнется…

Сергей вспомнил, что вчера было воскресенье, двадцать второе июня. Ровно шестнадцать лет до начала войны. Интересно, а будет ли война в этом мире? И какой она будет?

Плетясь с косой за Никитичем, рассуждавшим о том, что скоро зацветет липа и нужно будет таскать ульи поближе к местам цветения, Сергей размышлял о войне.

С одной стороны, раз у власти не Сталин, значит, не будет расстрелов полководцев. Тухачевский – Блюхер – Гамарник – Якир – Уборевич, блин, вот ведьма старая, вспомнил Сергей свою историчку. Она так яростно перечисляла жертв Сталина, что они даже запомнились. Если здесь они останутся живы, значит, война может пойти более успешно для России. Точнее, для СССР.

С другой стороны, раз Сталин не получил власть, то кто сказал, что в Германии правит Гитлер? Может, суть альтернативки в том, что Великой Отечественной просто не будет? Интересно, знает ли Никитич о Гитлере?

– Анисим Никитич, – обратился к хозяину Сергей, – а ты случайно не слышал о Гитлере?

– Гитрел? Это кто?

– Да нет, Гитлер. Немец такой.

Никитич задумался:

– Немец? А где он живет?

– В Германии.

– Гярманский немец? Нет, тогда ня знаю.

Ну, незнание Никитича – не аргумент. Он и фамилию Рыкова – нынешнего правителя СССР – не помнит…

* * *

Косили до самого вечера. Если Никитич человек привычный и для него это особого труда не составило, хотя рубаха и промокла от пота насквозь, то Сергей к концу дня держался на чистом упрямстве.

Давай, слабак, давай работай! Это теперь твоя жизнь! Терпи!

Мозг, не желавший такого счастья, подкидывал одну гениальную мысль за другой. То размышления о том, что Алена не специалист и могла ошибиться, что таких вещей, как артефакт, сейчас нигде нет. Может, стоит поискать еще колдунов? Поопытнее?