– …если мед, скажем, каждый день есть, то все болезни отступят. Ницего болеть не будет: сердце, поцки, пеценка… Всю жизнь будешь здоровым. Пока, конецно, не помрешь…

Тут, правда, Никитич, мог служить живой рекламой чудесных свойств меда: за пятьдесят, при всей тяжести крестьянского труда, он выглядел как крепкий сорокалетний мужик. И здоров был, как конь: работал так, что загонял Сергея, который раньше считал себя вполне даже спортивным человеком. Это что же было бы, если б Сергей был простым менеджером?! Он вообще тут загнулся бы? Не смог бы справиться с работой, которую выполняет пожилой крестьянин?

Бред, но так и есть.

– А яще, – пел Никитич, попыхивая самокруткой, – хорошо водоцку с медом пить. Самогон тоже можно, но водка луцше. Опустишь, знацит, в стакан ложку меда, нальешь туда водоцки. Выпиваешь, а мед тебе сам в рот стекает…

Подлетела пчела, покрутилась, жужжа, возле Сергея и улетела, недовольная. Видимо, пчелы в самом деле не любят дым… Ай!

Еще пчелы не любят, когда на них опираются ладонью. Вот что эта пчелка делала в траве, где даже цветов нет, когда неподалеку – цветущая липа? Цапнула Сергея в ладонь и теперь подохнет: пчелы, как сказал Никитич, после укуса не выживают.

Сергей взглянул на саднящую руку: укус оказался неожиданно не особенно болезненным. Покраснение, в центре – черная точка.

– Жало вытасци, – лениво взглянул Никитич, – а то болеть будет, да вон…

Никитич сорвал стебель одуванчика:

– Молоком смажь, ня так болеть будет…

– Добрый день.

Сергей повернулся на голос…

И вскочил.

Неподалеку, под огромной старой липой, стояли четыре человека. В зеленых куртках-френчах, черных кепках. С винтовками.

Пусть бы так, Сергей уже понял, что в этой альтернативке с оружием ходят все, не только бандиты. И даже то, что эта группка блуждает по лесу, ничего не означает. Если бы не один из них.

Хриплый.

Помощник Командира – главаря белогвардейцев.

– Добрый день, Анисим. Хорошее ты место выбрал. Красивое. Если бы не Андрюха, и не найдешь…

Хриплый вместе со своими подручными приблизился к Сергею. Остановился вплотную.

– Скажи-ка мне, Анисим. – Хриплый, не отрываясь, смотрел в лицо бледнеющему Сергею. – Что это за племянничек у тебя завелся?

– Сестры моей сынок родной. – Голос Никитича был спокоен.

– А почему Андрюха говорит, что не было у тебя никаких племянников раньше? – Хриплый, казалось, пытается что-то высмотреть в глазах Сергея.

– Собака лает – ветер носит, – хладнокровно ответил Никитич.

– А почему это наша собака сейчас лежит со сломанной рукой? – Голос Хриплого становился все более и более злобным. – Почему наш проводник после встречи с твоим племянником не может больше работать на нас?! А?!

Хриплый повернулся к Никитичу:

– У тебя в доме твой племянник тихий да смирный, в морду бьешь, даже не утирается, а стоило ему Андрюху одного поймать, как он тут же у него наган отнял и пальцы переломал? Ты знаешь, что из-за этого ублюдка у нас операция сорвалась?! Ты что, пасечник, красным продался? Больше заплатили?!

– Да больше, цем вы, заплатить нясложно. – Никитич был спокоен. – Вы мне и вовсе ня платили.

– Значит, признаешься?! – Хриплый резко повернулся к Сергею. – Красный подсыл?

– Нет. – У Сергея ответить спокойно не получилось. Ноги отнимались, во рту был противный металлический привкус.

Сергей боялся, что его убьют. Кто бы не боялся?

– Да что ты с ним балакаешь? – подал голос один из подручных. – Шлепни и всего делов.

Хриплый потянул Сергея за бороду:

– Скажи спасибо, краснопузый, что господин капитан запретил убивать. Но паскудничать ты теперь долго не сможешь.

Удар был неожиданным. Сергей рухнул навзничь, глаз мгновенно залило кровью, казалось, ему в лицо влетел крепостной таран. Вышинский попытался подняться, но тут его начали бить ногами…

* * *

Блестящий носок сапога ткнул Сергея в разбитые губы. Может, Хриплый хотел, чтобы он поцеловал ему сапог, может, что-то еще…

Сергей не стал выяснять.

Он потянулся к сапогу – единственному, что видел, ухватился за него, вцепился и, насколько хватило сил, всем телом навалился, в последней отчаянной вспышке выворачивая ногу врага…

Сергей успел услышать хруст рвущихся связок, ревущий вскрик… Удар по голове.

Темнота.

* * *

Все болит, все…

Каждый вздох – как удар ножом под ребра. Голова раскалывается так, как будто ее бьют кузнечным молотом. Все, все тело наполнено пронизыващей болью…

Сергей застонал. Открыл глаза. Попытался открыть.

Не получается… Ничего не видно… Темно… Ослеп?

И почему так трясет?

Сергей лежал на твердых досках, которые тряслись под ним с громким топотом.

Топотом?

Что-то влажное прошло по лицу, стирая запекшуюся кровь. Медленно, отрывая каждую присохшую ресницу, открылся правый глаз.

Ярко-голубое… Небо…

Я лежу (пришла в несчастную голову мысль) на спине…

– Тпппру! Ня нясись, шаленая!

Лошадь… Лошадь… Телега… Я лежу в телеге… Меня везут… Кто? Куда?

Сергей попытался приподняться и охнул от боли.

– Ляжи, ляжи, Сярежа. – В узкий участок реальности, видимый полуоткрытым глазом, вплыло лицо Никитича. Под глазом пасечника на пол-лица расплылся огромный красно-черный кровоподтек.

Вспомнил… Белогвардейцы… Избили…

– Никитич… – прошептал Сергей. – Тебя… тоже…

– Да. – Несмотря на пострадавшее лицо, Никитич был вполне доволен жизнью. – А хорошо ты ногу-то Ягору поврядил.

– Какому… Егору…

– Да казацку бывшаму, тому, цто этих шалапутов прявел.

Сергей вспомнил. Блестящий сапог, отчаянный рывок, крик…

– Что… нога…

– Да сломал ты яму ногу. В суставе вывярнул. Долго яму тяперь гопака не плясать.

Зачем мне вообще эта нога понадобилась?

– Почему… не… убили…

– Если правду говорить, они ряшили, что убили. Ты уже и дышать поцти пярестал.

Зачем мне понадобилась эта нога?

– Куда… едем…

– А в Загорки. К Алене тябя отвязу. Сильно тябе пряшлось, не справлюсь я с лецобой. Да и ня нужно тябе быть в доме, если они вдруг нагрянут. В Загорках – волисполком, там все вооруженные, да и мужиков в дяревне много. Туда ня сунутся…