— Нуу… ещё, что пруд надо для этого наклонить.

— Наклонить как что?

— Как чашу. Или, например, как тарелку, блюдце, ведро. Какая, фиг, разница?

— Большая. Очень большая, — «мудрец» поднял палец и, повернувшись к Ларисе, уставился на неё немигающим взглядом. — Помнишь песнь о Великом Пути? Вы её в третьем семестре должны были проходить.

Лейка открыла рот, чтобы ответить, но вдруг замерла с ошарашенным видом, словно и вправду вспомнила что-то действительно важное.

Из ступора она вышла секунд через пять:

— В чаше четыре стихии укажут путь в лабиринте…

— Алый, прозрачный, синий. Чёрный. Свои, чужие, — подхватил Гиляй, после чего победно вскинул кулак. — Драконова чаша!

— Драконова чаша, — согласилась волшебница.

— А теперь ещё раз и поподробнее, чтобы другие поняли, — скомандовал я адептам Великого Знания.

Бывшие студентка и преподаватель единственного на весь Рингарол университета синхронно повернули головы в мою сторону и столь же синхронно выдали:

— Но это же всем известно.

Я недоуменно посмотрел на Чекана, тот на Кузьму. Последний развёл руками и ответил за «всех». Классически:

— Дык… мы магических академиев не кончали…

История, которую рассказали Гиляй и Лейка, казалась похожей на сказку.

Давным-давно, во времена Великой Войны, будущий Великий Дракон со своими учениками, будущими Великими Магами, отправились в Великий Путь, чтобы собрать Великое Войско для Великой Битвы с коварными и злыми драконами. Перипетии этого Великого Путешествия были со всем тщанием описаны, потом — лет через сто — сведены в «Песнь о Великом Пути», а спустя ещё пару веков она стала считаться литературным памятником, к реальной истории, увы, отношения почти не имеющим. События, о которых рассказывалось в «Песни…», были, по большей части, придуманы, а те, что действительно имели место быть, происходили в разное время и чаще всего не так, не там и не в том ключе, в каком их интерпретировали составители «сборника». Да и самого Великого Путешествия, по всей видимости, никогда не было, а были разрозненные, мало связанные между собой действия, случаи, эпизоды. Этот факт признавался всеми ведущими историками Рингарола. А «неведущих», понятное дело, никто и не слушал. В учёном магосообществе их мнение никого не интересовало. Поэтому в нынешние времена «Песнь о Великом Пути» изучали на втором курсе Центроградского Университета не как исторический документ, а как художественный текст, имеющий «материальную» ценность лишь в плане развития разнообразных магических практик: полевых, вещественных, предметных, потоковых.

Сама «Песнь…» напомнила мне уже набившие оскомину катрены-центурии Нострадаумса. Так же многозначительно, с той же претензией на Великое знание и совершенно непонятно для «непосвященных». Отличие же заключалось в том, что «Песнь…» ничего не предсказывала. Она просто описывала то, что якобы когда-то случилось, с намеком, что это что-то может когда-нибудь повториться. Ведь, по мнению составителей текста, любая волшба оставляет в магическом мире своего рода код-отпечаток, по которому она потом отражается в мир реальный. И если его правильно расшифровать, то можно не только воспроизвести ту же волшбу, но и отменить её действие «контрзаклинанием».

Волшба «Драконова чаша» упоминалась в «Песни…» два раза. Великий Дракон дважды попадал в ситуацию, схожую с нашей, и дважды выпутывался из неё вместе с учениками. Каким образом? Об этом рассказывалось в стихотворной форме и, как это обычно бывает в стихах, с помощью всяких аллюзий, метафор, гипербол, алитераций… То есть, нихрена непонятно.

По словам Гиляя и Лейки, всегда считалось, что подобное волшебство творили драконы во времена Великой войны. Рептилии использовали его в качестве ловушек для магов. Попадали туда и обычные люди, но они, если не заходили в ловушку достаточно далеко, могли просто-напросто повернуть назад и выйти из зоны действия магии. А вот колдуны, напротив, одним лишь своим присутствием, собственной аурой, усиливали и укрепляли ловушку. Стягивающиеся к ним магические потоки замыкались в кольцо и превращали пространство в аналог «бутылки Клейна» — куда по её поверхности ни иди, всегда будешь попадать внутрь хитроизогнутого «пузыря».

«Чашей» это не расшифрованное до сих пор колдовство назвали по первому значимому слову в строфе-подсказке:

В чаше четыре стихии

Укажут путь в лабиринте.

Алый, прозрачный, синий.

Чёрный. Свои, чужие.

После победы людей все ловушки исчезли, повторить эту магию никто не смог, и со временем интерес к ней пропал. Толкователи «Песни…» пытались, конечно, её объяснить, но без практики объяснения оставались не более чем гипотезами. Сан Саныч, впрочем, называл их все чепухой и говорил, что это и без эксперимента понятно: «Что могут знать какие-то там филологи об истинной теормагии?! Только и умеют, что критиковать друга друга да драться за место в президиумах…»

Меня лично проблемы теоретиков-изыскателей не волновали. Интерес представляла только практическая сторона.

Почему местные маги не расшифровали эту загадку? Неужели опять, как в случае с тяговым энергокристаллом, оказались не в силах вынуть краеугольный камень из стройной теории собственных заблуждений?

Для меня, например, упоминаемая в стихах «чаша» представлялась всего лишь сосудом для некоего магического эликсира. А называть его можно хоть кружкой, хоть блюдцем, хоть фляжкой. Главное, чтобы было где смешивать магические ингредиенты. Какие именно, говорилось дальше по тексту. «Четыре стихии», «алый, прозрачный, синий… чёрный…»

Почему четыре, понятно. «Бутылка Клейна» не имеет пересечений поверхности только в четырехмерном пространстве, и, значит, решать проблему в 3D, как это делали местные маги, просто бессмысленно. А надо-то всего ничего: раскроить замкнутое многообразие по линии «склейки» и превратить его, таким образом, в плоский квадрат с видимыми краями. Пересечь их сможет любой, достаточно знать, где они, как выглядят в «обычном» пространстве и по какой траектории до них добираться.

Что же касается «цвета» стихий, то тут ещё проще.

Любой почитатель фэнтези ответит на этот вопрос без запинки.

Алый — огонь, прозрачный — воздух, синий — вода, чёрный — земля.

Воздушной магией обладал я, водной — Лейка. Огненное волшебство отнял у рингарольцев Великий Дракон. А магии земли, по уверениям того же Сан Саныча, в этом мире просто не существует. Прямо как в анекдоте: «явление» есть, а слова такого нет.

Три раза «ха-ха». Все сказочники — великие путаники. Подменяя понятия, они полностью искажают их смысл. Любая магия — это не предметы-объекты и не слова-заклинания. Магия — это всегда взаимодействие. Как в физике. «Огонь» — электромагнитное, «воздух» — слабое, «вода» — сильное, «земля» — гравитационное. Четыре стихии, четыре источника, четыре опоры, на которых покоится всё. Вместе — Великое объединение, Единое поле, скрепляющее людей и миры…

— Лара! Остаёшься здесь. Всем остальным —