В комнате Леры все было как в обычной женской спальне. В комнате ее брата (просторной зале-мансарде на втором этаже) было много солнца и минимум предметов: письменный стол, диван, кресло и книги на небольшом самодельном стеллаже из струганых сосновых досок. Колосов просмотрел их: в основном книги были на английском языке, встречалась и арабская вязь. Мелькали и яркие иностранные журналы, какие-то каталоги.

На столе тоже громоздились книги, лежали папки-скоросшиватели — а в них распечатки, и тоже на английском языке. Одна книга лежала на диване у изголовья. Колосов взял ее в руки — видимо, это то, на чем у Сорокина «отдыхает глаз»: сирийские и коптские раннехристианские тексты. Интересно…

Колосов положил книгу на место, выглянул в окно. Сорокин не покидал своей лавочки. Казалось, ему было в самом деле наплевать, что делают в его доме чужие люди: роются ли в его вещах или же…

— У вас там наверху прямо рабочий кабинет оборудован, — заметил Колосов, спускаясь во двор.

— А вы что же думаете, если меня с работы выбросили, я буду сложа руки сидеть? — Сорокин пожал плечами, но с места не сдвинулся.

— Директор и владелец банка, где вы трудились, Корнилов, за границей ведь сейчас, кажется, да? И где же? В Ницце денежки вкладчиков транжирит? В Сан-Франциско?

— Все-то вы знаете: и кто директор у меня, и кто… Справки навели уже подробные, понимаю. Вон дачку видите? Крыша черепицей крыта. Корниловских предков избушка — его батя в застойные времена последнюю трудовую копейку вкладывал — а он директором гастронома на Арбате работал. А Денис эту конурку три года назад загнал одному армянину — непрестижно тут, видите ли, жить для него стало. А все сопливое детство тут, на Сойке, в песке пробарахтались вместе с ним… Ну, и как ваши поиски? Нашли, что искали? Сразу на меня браслеты наденете или подождете пока? — Он следил за Колосовым злобным, насмешливым взглядом.

— Мы не искали. Мы просто с обстановкой знакомились с вашего любезного разрешения. У вас уютная дача. Теперь я бы хотел осмотреть участок.

— Валяйте, — усмехнулся Сорокин.

Колосов обошел участок. Старые яблони, вишни, сливы. Запушенные грядки — все в лопухах, развалившийся древний парник. Никаким огородничеством тут Сорокины явно не занимались. Тихий культурный европейский отдых на лоне природы, так, ладно… Колосов заглянул в железный гараж у ворот — тот был не заперт. Так и есть: приличная, но весьма и весьма подержанная иномарка «Ауди». Весь джентльменский набор банковского служащего налицо… И если бы не те книги наверху, вообще можно было бы подумать, что этот приемыш дипломата — «белый воротничок» чистейшей воды.

К гаражу лепилась поленница дров. По всему, их лишь недавно привезли на участок, начали тут же распиливать на самодельных козлах, да отчего-то забросили. Сорокин лениво сообщил, что нанял работяг, те пилили-пилили, потом, взяв аванс, хорошенько бухнули и теперь явятся, когда протрезвеют. Колосов наклонился: в траве — куча опилок и мелких щепок. А на темных, еще не тронутых пилой чурбаках что-то белеет. Он колупнул это пальцем, поднес к носу. Следы рвоты. Засохшая, побуревшая от солнца масса.

Колосов, выпрямившись, посмотрел на забор: от гаража через улицу сквозь буйную зелень просматривался кусок участка дачи Чебукиани. Если представить, что ночью Сорокина по какой-то причине вышла из дома, то сначала направилась именно сюда, к гаражу и дровам. Отсюда скорее всего и та щепка в трещине каблука босоножки. Тут ей стало плохо. Но вот затем… Вместо того чтобы вернуться на дачу и разбудить брата, она пересекла участок по диагонали, вышла за калитку и сломя голову, побежала на другой конец поселка, к церкви.

Колосов подошел к забору, облокотился на него — не такой уж и высокий, ветхий. Ночью отсюда, от гаража, можно видеть освещенные окна дачи Чебукиани-деревья не заслоняют.

Они с Карауловым дотошно осмотрели весь участок. Заняло это, кстати сказать, немало времени. Караулов был явно разочарован, но вида не показывал.

Делать нечего — пора было убираться несолоно хлебавши, Колосов наблюдал за Сорокиным. Тот был мрачен как туча, однако стал как будто спокойнее.

— Какую еще помощь могу я оказать следствию? — спросил он, когда Колосов и Караулов вяло направились к калитке, где ждала колосовская «девятка», на которой они все трое и прибыли в Май-Гору.

— Вам это, думаю, лучше знать, — многозначительно уронил на ходу Караулов. — Бели вдруг что-то важное вспомните — позвоните. Вот мой телефон.

Его рука с клочком бумага зависла в воздухе. Сорокин не торопился подниматься со своей лавочки. Наконец поднялся, подошел, взял номер телефона. Он проводил их до калитки, которую и запер за ними на засов, словно хотел действительно удостовериться, что они наконец уезжают. Колосов видел: их присутствие его тяготит. Сорокин был отгорожен от них невидимой, но непробиваемой стеной молчания и неприязни. Он не хотел говорить с ними о своей сестре, об отчиме. Вообще не желал пускать их в мир, в котором жил все эти годы. Стена защищала его, а у них пока еще не было такого тарана, который мог бы пробить в ней ощутимую брешь.

«Ну полная безнадега», — это так явно читалось в глазах юного следователя прокуратуры, что Колосову невольно стало его жаль. Однако особо рассусоливать свои переживания Караулов не мог — в прокуратуре его ждали другие дела. Колосов выговорил себе минутку: надо было заскочить в опорный пункт к участковому, которому дано было задание установить личность и местожительство одного из гостей Чебукиани, пока еще проходящего по делу лишь под одним только именем Владимир. Но тут вдруг у начальника отдела убийств сработал мобильный телефон.

Окончив переговоры, он обернулся к Караулову, и тот по его лицу сразу понял: что-то случилось.

— Довезу только до автобусной остановки — уж не обижайся. Срочно в главк надо вернуться, меня наши через дежурку с собаками ищут, — Колосов хотел было ограничиться этим куцым объяснением, но, поймав любопытно-умоляющий взгляд следователя, снизошел до пояснений:

— Там вроде какая-то каша интересная заваривается по нашему прежнему делу.

— По Ачкасову? — Караулов едва не подпрыгнул на сиденье. — Что там?

— Данные с РУБОП поступили: Модин — ну помнишь, его компаньон — с заявлением на Петровку обратился, а они его к нам сплавили — он-де прописан не в Москве, а в области. С него деньги якобы вымогают. Кругленькую сумму.

— Кто?

Но Колосов уже тормознул у остановки рейсового автобуса, идущего в Старо-Павловск, широким жестом распахнул дверь: выметайтесь, мол.

— Узнаю, что там и как, — проинформирую всенепременно. Жди, Юра, звонка. — Он хлопнул дверью, и «девятка» взяла с места в карьер.

Следователь прокуратуры Караулов остался сирота сиротой под палящими лучами августовского солнца у покосившегося фонарного столба, где висело объявление о расписании автобусов пригородного маршрута. Он думал с великой горечью, что сыщики, ох, эти сыщики… Недаром их в прокуратуре недолюбливают, ой недаром, крайне ненадежный и вероломный народ, зажиливающий самую нужную, самую полезную информацию по делу до тех пор, пока… Караулова терзало острое, как гвоздь в башмаке, любопытство: что там наклевывается у них с этим Модиным?