— Какой американец? — спросил Витек, удивленно пожав плечами. — Не знаю никакого американца! Если бы он был, я бы точно знал!

Так я и думал… Американец — это остроумная выдумка Лернера, призванная поднять спрос на бумаги. Вранье чистой воды! Стопроцентная утка!

— Никакого американца нет! — прокричал я в трубку, борясь с уличным шумом. — И инвестиций нет!

— Зато шумиха есть! — глухо отозвалась трубка. — Отец недоволен: ажиотаж вокруг компании ему не нужен.

— Тогда надо принять контрмеры, — авторитетно заявил я. — Обычно в таких случаях организуют контррепортажи о том, как богатства родины задарма раздариваются иностранцам. На последующем падении котировок мы можем сорвать пару тысяч к нашему пакету.

— Не нужно! — отозвалась Дана. Голос ее звучал тускло, как через фильтр. — Будем ждать, когда ажиотаж спадет.

— Зачем? — заволновался я. — Мы теряем время!

— Зато узнаем, что они задумали.

— Кто — они? — закричал я, затыкая свободное от телефонной трубки ухо, чтобы лучше слышать.

— Догадайся сам! — фыркнула моя собеседница. — Не хочу, чтобы распечатка нашего разговора легла на стол перед… Перед кем — подумай сам!

Я захлебнулся собственным энтузиазмом. Городской гул в эту минуту стих, как бы прислушиваясь к нашему разговору.

Я огляделся по сторонам. Люди равнодушно текли по своим делам вдоль пыльных тротуаров. Автомобили толкались в дымной пробке. Воробьи, скандаля, напрыгивали на хлебную корку возле урны. Все было то же, что и всегда, но что–то неуловимо изменилось. Появилась незримая, неосязаемая опасность.

Кто этот человек, торгующий на углу газетами? Я его никогда тут не видел.

Что за дамочка маячит в здании напротив, предназначенном на снос?

Почему, заметив мой сканирующий взгляд, отвернулся мужчина в припаркованном у тротуара автомобиле? Неужели он за мной следит? И номер заляпан грязью…

Два плечистых качка направились ко мне с решительным видом.

Что делать? Бежать!

Я напряженно замер, готовясь рвануть с места.

Однако опасные типы прошли мимо, даже не взглянув в мою сторону, газетчик, отвернувшись, занялся покупателем, старуха в выселенном доме, докурив, захлопнула окно, а подозрительная машина, тронувшись с места, скрылась за поворотом.

Фу–у–у…

— Когда мы увидимся? — спросил я, взволнованно понизив голос.

— Не знаю… — Тусклый голос, тусклые слова с тусклым смыслом. Никакой надежды!

Но я не из тех, кто отчаивается и отступает при первом сопротивлении. И методами обольщения владею виртуозно!

— Знаешь, всю ночь думал о тебе и оттого не выспался…

Хотя всю ночь отлично спал в своей новой, только что снятой квартире. К тому же не один — с аварийной подружкой на одну ночь. Которой я предварительно поведал о своих несметных капиталах, чтобы ее телодвижения на пике страсти стали более искренними, — что и произошло, к нашему обоюдному удовольствию. Как бишь ее зовут?..

— Хотелось бы увидеть твои глаза, Дана, хоть на минутку! Знаешь, они мне всю ночь чудились в полутьме…

— Ладно. Завтра встретимся в ресторане, как всегда.

Как всегда… Увы, как всегда!

Положив досье на Фукиса, я выскользнула из кабинета. Пусть мой начальник наслаждается отчетом про американца, который не жнет, не прядет, а только спекулирует на бирже своим нерусским происхождением и чьи котировки (имеется в виду как американец, так и происхождение) в последнее время высоки, как никогда.

Фу–у! Хорошо, что Ромшина сейчас нет на месте! В его отсутствие жизнь в отделе текла в темпе спринтерской черепахи.

Накрасившись, Губасова кокетливо выпятила губы, проверяя в зеркале качество их обрисовки.

— Интересно, а они спят? — обратилась она непонятно к кому, может быть, к своему отражению в зеркале.

— Кто? — спросили разведенки.

— Конечно, спят! — ответил Терехин, сладко облизнувшись. — Секс только цементирует деловые отношения.

Попик тревожно моргнул, оторвавшись от статьи про брачное сожительство аквариумных рыб.

— Хорошо же Ромшину! — простонала Губасова. — Нашел себе невесту — красивая, умная, богатенькая! Теперь ему и делать ничего не надо… Можно даже на работе не появляться!

— Ну и ты себе найди! — хмыкнул Терехин. — Красивого, умного, богатенького старичка!

Губасова обиделась.

— Мне, между прочим, всего тридцать шесть! — возмутилась она. — И старички мне не по возрасту! Я еще могу себе найти молодого и симпатичного… Миллионера!

— Знаешь, — съехидничал Терехин, — в твоей весовой категории молодых и симпатичных не бывает! Потому что, как правило, все молодые и симпатичные весят меньше метрической тонны.

Губасова обиженно надулась, алея свежевыкрашенными губами.

— Нет, один такой мне известен! — ввязалась я в разговор. — Это отец Якушевой!

Губасова победно посмотрела на Терехина.

— Вот! — фыркнула она. — Понял? Так–то!

А когда мужчины, посмеиваясь, отправились на перекур, навалилась грудью на стол, что должно было означать высшую степень интимности.

— Лид, а Лид, — простонала Люся. — Скажи по секрету… Как он в постели, наш Игорек? Наверное, о–го–го?

— И–го–го! — глупо хихикнули разведенки.

Я сделала попытку покраснеть, впрочем неудачную.

— Ну–у–у… — растерянно выдавила из себя.

— Ведь все знают, что между вами было… А я никому… Поделись, как он, а? — умоляла Тамара. — А иначе что она так на него запала, эта Леди Ди? У нее, наверное, таких, как он, по сто штук в каждом кармане…

Буду упорствовать в молчании — вспомнят про ревность брошенной женщины. Оставалось собственным топливом поддержать костер разгоравшейся сплетни…

— О–о–о! — Я восторженно закатила глаза.

Разведенки переглянулись. На их лицах было написано: мы так и думали!

— Так я и знала! — простонала Люся, затаив дыхание. — Вот бы попробовать!

— Хоть разок! — поддержали разведенки.

Я хохотала про себя, сохраняя совершенно серьезный вид.

Большая Сплетня питалась всем подряд — и откровенно несъедобным мусором, и отборными плодами тропических садов. Она была прожорлива и всеядна, как доисторический динозавр; с жадностью оголодалого зверя она поглощала свою ежедневную порцию немыслимых домыслов. Съев ее, она требовала еще и еще, она питалась мифами, явной ложью, порнографией и подлостью. Оставалось только пропихивать в ее бездонную пасть лакомые куски, вовремя отдергивая руку, чтобы она ненароком не сожрала меня самое.