— Необязательно война приведет к нашей победе. Чем совершеннее становится техника, чем совершеннее и доступнее ядерное оружие, тем быстрее мы разрешим эту проблему.

О, да, вскоре ядерную бомбу сможет сделать у себя в комнате любой школьник, но если «спички детям не игрушка», то ядерная бомба — тем более, подумал Громов.

— Как? — не унимался Сергей, точно хотел выяснить технологию производства ядерной бомбы в домашних условиях.

— Выключите, пожалуйста, камеру, — попросил чиновник.

Сергей подумал, что на этом интервью закончилось, что своими вопросами он перегнул палку, настроил Саббаха против себя и тот уже не хочет отвечать на его вопросы.

— Выключи камеру, — приказал Громов, поворачиваясь к Илье.

Тот оторвал лицо от видоискателя, нажал на кнопку, останавливающую запись. На камере погас красный огонек.

— Все? — спросил Илья.

— Кажется да.

— Оперативно. Нас не расстреляют? — попробовал пошутить он, все равно их никто не понимал, и по-русски они могли говорить все что угодно.

— Думаю, что нет. Хватит дурачиться. Съемка серьезная.

— Была.

Они ошиблись. Как только камера выключилась, чиновник взял клетчатый платок, который лежал на столе и накрыл им микрофон. Ясер Арафат носил точно такой же платок, отчего его стали называть арафаткой. Такие платки любят привозить туристы из Египта. Был он и у Сергея и еще один очень похожий — пуштунский, который он купил в Пешаваре. Однажды он пришел в нем на встречу с Израильской делегацией, чисто случайно, не желая никого провоцировать, но все говорили, что поступил он не политкорректно.

— Это пуштунский платок, не арабский, — пояснял Громов, — израильтяне — отличат.

Но этот платок не заглушит микрофон, все равно он всосет слова и запишет их довольно четко, если тот будет работать.

— А теперь продолжим, — сказал чиновник. — Только на меня не ссылайтесь.

— Хорошо, — кивнул Сергей.

— Итак, техника развивается и есть множество способов довольно легко превратить определенную территорию в безжизненную пустыню. Ваш Чернобыль тому хорошее подтверждение…

Громов стал вспоминать, есть ли в Израиле атомные станции. Кажется — нет, они-то явно недолго бы просуществовали, первыми подверглись нападению смертников и боевиков.

— Пару ядерных стержней подбросить — вот и результат достигнут. И не надо никаких танков, никаких солдат. Все эти ребята убегут от радиации в Америку.

Или в Россию, мысленно добавил Сергей. А стержни они откуда возьмут? Это серьезная контрабанда, почище, чем плутоний…

— А через пятьдесят, шестьдесят лет мы обживем покинутую землю. Это ей на пользу пойдет.

Продезинфицируется.

— Но я вам ничего не говорил. В своих репортажах это не упоминайте. Теперь можете включать свою камеру.

Чиновник убрал платок с микрофона.

— Хорошо, — кивнул Сергей, как китайский болванчик, он уж и не надеялся, что ему позволят задать следующий вопрос, а префект зря волновался. Сергей не стал бы в своем сюжете говорить о радиационных стержнях. Вот если бы их снять на камеру, да еще рядышком счетчик Гейгера, показатели которого сходят с ума от полученной дозы радиации, вот тогда они приобрели бы смысл. Иначе рассказ его станет походить на какую-то фантастическую историю, на прогноз очередного пророка о том, когда наступит конец света. Ученые ведь все уже предсказали. Конец света будет через четыре миллиарда лет, но к тому времени человечество уже переселится на другие планеты или вымрет.

— Заряжай, — кивнул он Илье, впрочем, тому не надо было менять кассету. И на той, что была в камере, осталось много пленки.

— Зачем похитили Гилада Шалида? Разве вы не понимаете, что теперь выглядите в глазах мировой общественности бандитами? Весь или почти весь мир против вас.

Вопрос был некорректным, поскольку Шалида похитили представители «ХАМАС», палестинцы, но обе организации были тесно связаны, и наверняка обговаривали все свои действия.

— Отдайте Шалида. Просто так отдайте. Не требуйте взамен выпустить из тюрем своих людей, арестованных израильтянами.

Громов едва удержался, хотел сначала сказать «боевиков». Однако кому такое понравиться? Он вовремя поправился, заменив это слово — на более громоздкую конструкцию, а еще подумал, что похож сейчас на посредника, который ведет переговоры об освобождении похищенного израильского солдата. Результат этой миссии был прогнозируем, да и какой бы высокий пост не занимал человек, сидящий напротив Сергея, не в его компетенции было решать такие вопросы, советовать «ХАМАСУ» отпускать Шалида или не отпускать.

Может, и нет его уже в живых, а все слухи о том, где он содержится, распускаются лишь для того, чтобы выторговать более выгодные условия обмена? Одного на тысячу. Результат тоже очевиден. Еще Сталин сказал в свое время, что он «солдат на генералов не меняет», а премьер-министр Израиля, не согласится поменять одного на тысячу и будет прав. Террористам, которые людей похищают, не надо ни денег давать, ни их условия выполнять, а то они совсем могут распоясаться. Их надо уничтожать. «Мочить в сортире». Но «Хезболла» честно победила на выборах. Какие же они террористы? Сергей думал над этим, пока чиновник отвечал на его вопрос, все равно он ведь ни слова не понимал по-арабски.

— Давайте по-серьезному поговорим, — начал переводить сказанное чиновником Фарид. — У Ливана нет армии. Так получилось после гражданской войны.

В Интернете сообщалось, что армия Ливана насчитывает более 70 тысяч человек, думал Громов, то есть в десять раз больше, чем численность отрядов «Хезболлы». Однако она себя очень странно ведет, дистанцируется от происходящего и не принимает никакого участия в боевых действиях.

Он вспомнил БТР, который день изо дня стоял на одном и том же перекрестке Бейрута, не сдвигаясь ни на сантиметр. Вероятно, скоро у него прохудятся колеса и он осядет на катки, как машины, которые используются в Москве под торговые точки. Они давно уже парализованы, не могут проехать и сантиметра, а товар в них привозят на других машинах. На броне БТРа постоянно сидели два солдата, благо было жарко, броня нагревалась и от сидения на ней никаких простудных заболеваний не получишь.

— «Хезболла» же имеет свои отряды, — продолжал префект. — Они хорошо обучены. У нас есть старые претензии к Израилю. Они касаются фермы Шебаа, которая всегда была ливанской территорией, а потом перешла к Израилю. Мы не можем с этим согласиться, но даже не это важно, не это больше всего раздражает, а то, что «Моссад» в Ливане чувствует себя так, будто находится у себя дома.

«Моссад» вообще везде себя чувствует как дома, размышлял Громов. Тому, кто осуществил операцию по уничтожению террористов, убивших израильских спортсменов на Мюнхенской олимпиаде, вообще памятник надо ставить.

— Он творит все, что пожелает, — и тут Саббах стал пересказывать историю о том, как к берегам Ливана подплывает подводная лодка, высаживает спецназовцев, а они похищают из города высокопоставленного члена «Хезболлы».