«Никто не произнес ни слова. Все будто воды в рот набрали. Но с того дня я знала — никакой нашей «окончательной победы» не будет».

Дядя тут же отправился на войну и вскоре погиб под Смоленском. Три года спустя Марианна потеряла и отца.

На пятый день войны в секретном отчете СС «О политической ситуации в стране» содержались такие слова:

«Согласно данным, полученным от многочисленных, в том числе и от неустановленных источников, нервозность и страх были характерны лишь для первых часов после объявления по радио о начале войны, да и то преимущественно для женской половины населения. Вследствие хорошо организованной информационной кампании негативные эмоции уступили место уверенности и оптимизму».

Лейтенант Гельмут Ритген, адъютант командира танкового полка, был по профессии математиком. Его оценка исхода начавшейся кампании была столь оптимистичной, что он, вооружившись карандашом, принялся подсчитывать, когда же наступит тот день, когда он со спокойной душой отправится в отпуск. Гельмуту Ритгену не терпелось ожениться.

«Я попытался вычислить продолжительность данной кампании исходя из продолжительности предыдущих кампаний в Польше и во Франции, исходя из имеющихся у нас сил, а также расстояний и ряда других факторов. В результате получилось, что война должна завершиться к концу июля. Так что на 2 августа вполне можно назначать свадьбу».

Правда, лейтенант Ритген не учел одного решающего фактора — сопротивления русских солдат. Что же до оптимизма, ему было его не занимать. Впрочем, как и очень многим в рейхе. Уже цитированный отчет СС гласит:

«Мнение населения на данный момент таково, что оно считает Россию весьма слабым в военном отношении противником. В том, что уже очень скоро должно последовать победоносное завершение русской кампании, не сомневается никто, причем степень этой уверенности куда выше, нежели во время предшествующих кампаний в Европе. Оптимизм населения настолько высок, что уже заключаются пари, но не об исходе войны, а о сроках ее окончания. Подавляющее большинство населения считает 6 недель предельным сроком окончания войны!»

Однако невесте Гельмута Ритгена пришлось дожидаться своего жениха целых два года. А вот у другой девушки, у Маргит Мерц, все обстояло совершенно по-другому. Ее жениха, как и ее обоих братьев, призвали в армию в 1940 году. Но свадьбу сыграть так и не пришлось. Жених погиб в самые первые дни войны в России. Для Маргит это оказалось страшным ударом.

«Я плакала и плакала дни напролет, почти целый год. Собираешься как-то устроить свою жизнь, кого-то встречаешь, а в один прекрасный день все твои планы по чьей-то милости идут прахом…»

Оставшиеся военные годы, по ее словам, прошли «как жуткий сон».

Остается лишь добавить, что в Советской России подобных трагедий было неизмеримо больше.

«В тылу. Россия. — «Победа будет за нами!»

Шестнадцатилетняя Инна Константинова жила под Кастынем (так в тексте. — Прим. перев.), северо-восточнее Москвы. Вот ее дневниковая запись, посвященная первому дню войны: «…еще вчера все было так хорошо, мирно, спокойно, а сегодня… Боже мой!» Ей вторит Ицхак Рудашевский из Вильнюса, вспоминающий о том, как их веселая болтовня была прервана воем сирен воздушной тревоги. «Этот невыносимый вой сирен никак не вязался с погожим июньским днем». А первый воздушный налет состоялся вечером этого знойного июньского дня:

«Это была война. Люди носились как обезумевшие. Вмиг все изменилось… Всем нам стало ясно — Гитлер напал на нашу страну. Нам навязали эту войну. И мы будем сражаться до конца, пока наглый агрессор не будет изгнан с нашей родной земли».

Внезапное начало войны глубоко потрясло простых русских людей. В полдень 22 июня 1941 года все радиостанции Советского Союза передали сообщение министра иностранных дел СССР Вячеслава Молотова о вероломном нападении Германии на Советский Союз. Позже кадры советской кинохроники покажут озабоченные лица людей, пристально вглядывавшихся в бесстрастные алюминиевые жерла уличных громкоговорителей, из которых звучал взволнованный голос:

«Сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города — Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие, причем убито и ранено более двухсот человек. Налеты вражеских самолетов и артиллерийский обстрел были совершены также с румынской и финляндской территории.

Это неслыханное нападение на нашу страну является беспримерным в истории цивилизованных народов вероломством. Нападение на нашу страну произведено несмотря на то, что между СССР и Германией заключен договор о ненападении и Советское правительство со всей добросовестностью выполняло все условия этого договора. Нападение на нашу страну совершено несмотря на то, что за все время действия этого договора германское правительство ни разу не могло предъявить ни одной претензии к СССР по выполнению договора. Вся ответственность за это разбойничье нападение на Советский Союз целиком и полностью падает на германских фашистских правителей».

Люди переглядывались, пытаясь уловить реакцию друг друга, многие женщины плакали. Напряженные, озабоченные лица, поджатые губы, устремленные вдаль взоры, желание ничего не упустить из услышанного.

Инна Константинова продолжает: «Не могу описать своего состояния, когда я слушала речь Молотова! Я была так взволнована, что сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди». Она, как и миллионы ее соотечественников, была охвачена патриотическим порывом. «Вся страна мобилизована — неужели я смогу жить, как будто ничего не произошло? Нет! Я тоже хочу быть полезной своей стране!» Так она и записала в свой дневник: «Мы победим!»

Лев Копелев, в тот период студент одного из московских вузов, воспринял сообщение о начале войны чуть ли не с ликованием.

«Как же наивен был я тогда! Я испытывал удовлетворение, потому что мне показалось, что началась «священная война», в которой к нам присоединится «германский пролетариат», и мы общими усилиями свергнем Гитлера».

Его твердая убежденность основывалась на том, что к 1933 году Германская коммунистическая партия была самой многочисленной из коммунистических партий мира.

У других сообщение о развязанной Гитлером войне отдалось болью в сердце. Поэт Евгений Долматовский, впоследствии лейтенант Советской Армии, говорит: «Я вполне серьезно заявляю вам, это вызвало у меня жуткий страх, и сразу же мучительно засосало под ложечкой». И тут же на смену страху пришла твердая решимость служить своей стране. О той же убежденности и решимости говорит и Лев Копелев. «Я должен был защитить свое Отечество, с фашизмом нужно было покончить раз и навсегда». Лев Копелев, в совершенстве владевший немецким языком, считал себя идеальной кандидатурой для заброски в глубокий немецкий тыл. «Глупость, конечно», — смущенно признался он впоследствии.

Однако именно к этим настроениям и взывал Молотов в своей памятной речи. «Вся ответственность за это разбойничье нападение на Советский Союз целиком и полностью падает на германских фашистских правителей», — продолжал он далее. Это довольно характерное для советского мировоззрения уточнение было типично для подавляющего большинства населения СССР, в том числе и для Льва Копелева: