Он попытался оправдываться.

– Вы просто не понимаете, – сказал он. – Это же настоящие деньги. Они не имеют ничего общего с обычными фальшивками. Они настоящие. Я достал ту же самую бумагу, которую используют в США. Единственная разница в том, что они напечатаны на наших станках, а не в Вашингтоне.

За время нашего разговора Альфред уже не раз упоминал какого-то Ника – американца, возможно, латвийского происхождения, который и был главным помощником моего собеседника в распространении поддельных денег в Соединенных Штатах.

Он упивался своим успехом, и я потратил немало времени, пытаясь заставить его осознать все серьезность ситуации. Крах предприятия «Сасс и Мартини», объяснял я, значительно осложнил и без того непростую проблему. Пункт за пунктом я разъяснял ему всю опасность положения, в которое он поставил всех нас своими действиями. Он был похож на человека, которому зачитывают смертный приговор. Наконец он беспомощно спросил:

– Что же мне делать?

Я сказал ему, что прежде всего нужно вернуть те фальшивки, которые еще можно вернуть, далее, отозвать своих агентов, а сам он должен был отправиться в Москву. Я не был уверен, что Альфред подчинится моим приказам, а потому организовал нашу встречу с Таировым, чтобы тот подтвердил все мои полномочия в этом деле.

Именно от Альфреда я узнал некоторые подробности схемы с фальшивыми деньгами. Хотя она осуществлялась в Москве под непосредственным контролем Сталина, он утверждал, что сама идея принадлежала ему. В любом случае он отвечал за доставку из Соединенных Штатов специальной бумаги для печатания денег.

Фамилия Альфреда была Тильден; он принадлежал к латышскому кругу нашего управления, главой которого являлся Ян Берзин. Альфред был высоким, голубоглазым, худощавым мужчиной с резко очерченными, но простыми чертами лица. Я много лет знал его и его жену Марию. Ее, величавую и статную женщину, считали знатоком во многих делах; в Москве говорили, что именно в ее руках находятся семейные вожжи.

Весной 1928 года Альфред приехал в Париж, чтобы забрать в Америку одного из наших лучших агентов – Лидию Шталь. Я всячески пытался помешать этому. Красивая и умная женщина лет тридцати, она была когда-то женой офицера царской армии, а позже вышла замуж за барона из Прибалтики по имени Шталь. Ее завербовали в нашу разведку во время эмиграции в Финляндию в 1921 году. И она стала одной из лучших у нас.

Альфред добился своего и увез Лидию в Соединенные Штаты. Она провела там три года, но когда в конце 1932 года в Париже началось расследование шпионского дела Гордона Швица, Лидию арестовали там, подвергли суду и приговорили к пятилетнему заключению в тюрьму. Жена Альфреда Мария, которая тогда проживала в Финляндии как агент нашей военной разведки, тоже была арестована и сейчас отбывает десятилетний срок в финской тюрьме за шпионаж в пользу Советского Союза.

Несмотря на всю свою бестолковость, сам Альфред никогда с полицией дела не имел. Однако крах предприятия с фальшивой валютой отразился на его карьере. Тот факт, что он впутал в это дело известных коммунистов, таких как Франц Фишер и Пауль Рут, был одним из значимых аспектов его личного провала, так как это компрометировало коммунистические партии Западной Европы.

Мне потребовалось несколько недель, чтобы ликвидировать последствия этого предприятия и отправить солидное количество фальшивой валюты обратно в Москву. В мае 1930 года Альфред тоже вернулся домой, а Фишер тем временем благополучно прибыл в Советскую Россию. Казалось, что к середине июня буря утихла, хотя 100-долларовые банкноты продолжали появляться в разных местах на Балканах. В районе 20 июня я приехал в Москву с докладом генералу Берзину.

Таиров тоже тогда был в Москве и присутствовал при нашей встрече. Генерал Берзин обнял меня и поблагодарил за то, что бросился закрывать брешь, вызванную крахом «Сасс и Мартини». В ходе нашей беседы я честно и весьма критически высказался по поводу всей этой затеи.

– Сильное государство не должно опускаться до печатания поддельных денег, – сказал я. – Это низводит нас до положения обычной небольшой банды, которая не располагает другими ресурсами.

Берзин снова начал объяснять, что сам план был разработан в расчете на Китай, где такие широкомасштабные операции вполне возможны. Однако он признал, что для Запада все это не подходит. Я все же настаивал на том, что такая схема смехотворна, где ее ни применяй.

– А разве Наполеон не печатал британские банкноты? – возразил мне Берзин. И в его голосе мне послышались нотки самого Сталина.

– Это плохое сравнение, – сказал я. – Современный финансовый мир совершенно другой. Несколько миллионов наличных долларов ничего не изменят сегодня, а могут только уронить престиж страны, которая их напечатала.

Я ушел с этой встречи с ощущением того, что авантюра с фальшивыми деньгами закончилась, а оставшиеся на руках банкноты будут уничтожены. Я ошибался, и последовавшие вскоре события в Нью-Йорке и Чикаго показали это.

Впоследствии Альфреда перевели в Минск, поближе к польской границе, где он руководил всеми моторизованными силами Белорусского военного округа. Прибыв в Советский Союз, Франц Фишер получил новое имя. Будучи ветераном Коммунистической партии Германии, он тем не менее не был принял в Коммунистическую партию Советского Союза – серьезная неудача. Через некоторое время его назначили прорабом строительной организации ОГПУ и послали на Колыму, что в Северо-Восточной Сибири. Это намного ближе к Северному полюсу и к Аляске, чем к ближайшей российской железнодорожной станции. В течение некоторого времени мы, его старые друзья, посылали ему посылки с теплой одеждой, но он никогда не связывался с нами.

Поздней осенью 1931 года генерал Берзин вдруг отправил меня в Вену, чтобы я поработал там в качестве «специалиста-ремонтника», вызванного на устранение аварии. И здесь мне снова пришлось столкнуться с делом о подделке иностранной валюты. Меня познакомили с оригинальной американской парой, жившей тогда в отеле «Регина». И с этими людьми мне довелось провести немало часов за разговорами здесь, в Вене. Это были Ник Доценберг и его красивая молодая жена. Тот самый Ник, который работал с Альфредом в Соединенных Штатах. Он был уроженцем Бостона и одним из основателей Коммунистической партии США. Когда в 1927 году в Америку прибыл Альфред, Доценберг ушел в «подполье», то есть не принимал активного участия в коммунистическом движении, а начал работать как один из наших секретных агентов.

Высокий, плотного телосложения, с массивной головой, хорошо одетый, Ник Доценберг производил впечатление весьма успешного американского бизнесмена. Он работал на нас в Румынии, где руководил Американо-румынской экспортной кинокомпанией. Он ездил по нашим делам в Вену, где пытался раздобыть деньги для поездки в Америку и покупки дорогостоящего кинооборудования. Однако ситуация с валютой приобрела в Москве еще более критический характер, чем раньше. Дефицит валюты был столь острым, что даже ведущие сотрудники ощущали его и были ограничены в бюджете. А Доценберг привык к гораздо более высокому уровню жизни, чем мы, советские граждане.