litbaza книги онлайнСовременная прозаМертвый язык - Павел Крусанов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 31 32 33 34 35 36 37 38 39 ... 57
Перейти на страницу:

— Ты отворачиваешься от власти, а стало быть, и от политики как таковой. — Выпив, Егор с удовольствием поморщился и тоже принялся ковырять скорлупу. — И, безусловно, поступаешь верно. Но чем наш хрустальный мир-паразит, вернее, его ядро, будет отличаться от какой-нибудь своеобразно радикальной партии, желающей построить царство берендеев на земле? Только тем, что мы не станем лезть с патологоанатомическими бреднями в дела гниющего социального тела? Но тогда чем мы будем отличаться от сектантов, проклявших белый свет и замуровавшихся в пещере где-нибудь под пензенской Погановкой? И потом, переродилась ведь не только власть, но и подданные. А что, — Егор указал пальцем в потолок, — если и там беда? Что, если переродились и силы неба?

— Хороший вопрос. — Тарарам прикинул мысленно, хватит ли в его кармане денег, чтобы заказать еще один графин водки. Денег хватало. — Теперь — по порядку. Большевики и нацисты начали строить свои невероятные цивилизации через политику и в результате, вместо того чтобы расчистить площадку, только добавили во вселенскую выгребную яму помоев. Самоудаление, добровольный вычет себя из переписи мира — тоже не выход. Потому что этот путь ничего не меняет за пределами того, кто вычелся. Хотя сам он, вычтенный, вполне возможно, и выясняет личные отношения с бездной. В ней самой, — повторив жест Егора, Тарарам ткнул пальцем в потолок, — в бездне, вряд ли что-то меняется. Я бледно говорю, путанно — я это понимаю… Подобраться к заповедной тайне — значит принять бездну. Ее невозможно постичь, измерить, вздрючить — а выродившемуся обезбоженному человеку хочется именно этого. Особенно вздрючить. Выродившийся человек считает себя философом и ученым. Ученым жизнью. Неспособный постичь, измерить, вздрючить, такой человек верит, что наука жить — это умение обходить бездну. И он совершенствуется в методах, в подделках под жизнь — обрастает делами, вещами, мелочными привязанностями, чтобы не жить, а как-то так, что ли, обходиться. А нужно другое. Нужно принять бездну, впустить ее в себя, жить с ней, потому что суть жизни — бездна. Все остальное — ее обрамление. Существо бытия — небытие. Понимающий это и есть человек традиции. Просто человек, без рода занятий и социального ангажемента. Но дальше ему надо кем-то становиться… Понимаешь? Тут и возможен рост чудесного кристалла. Словом, радикально картину мира способны изменить не политика и не отважный эскапизм, а преображение. Примерно алхимического свойства. Феникс традиции сгорел, огонь погас, остался пепел. Но Фениксу для возрождения довольно и пепла!

— Что-то я не очень… — Егор рукой описал в пространстве фигуру, которая могла бы означать непонимание, душевный подъем, замысловатое приветствие и вообще все, что хочешь.

— Человеческий мир, дружок, как и несовершенная материя, способен к трансмутации. Алхимия дает нам здесь прекрасную метафору. Возможно, именно в состоянии разложения, своего рода расплава, разжижения, мир в наибольшей степени готов к тому, чтобы чудесно перевоплотиться. Социальное тело, составленное из человеческих атомов, подспудно жаждет преображения — нужен лишь мастер, бригада отменных мастеров Великого Делания, готовых вложить в это тело тинктуру и запустить процесс. И тогда человек-свинец — чем черт не шутит — вновь выродится в человека-золото.

— Шикарно! — вознес наполненную стопку Егор. — А где наша тинктура?

— Общий долг, — сурово сказал Тарарам. — Общий долг — вот наша тинктура. И мы — его носители. Мы — агенты грядущего царства традиции, его империи, легкие и свободные радикалы преображения, ничем, кроме общего долга, не обремененные. И душ Ставрогина поможет нам в нелегком деле осознания себя, в подвиге обретения общего долга.

Егор уже не мог сдержать восторг:

— За общий долг!

— За яркое преображение!

Не сговариваясь, выпили красиво — расправили плечи, чокнулись, поднесли стопки к губам, опрокинули — все сделали четко, обоюдосогласно, как мастерицы синхронного всплеска. Между тем стрелки часов действительно вздрагивали — некоторые шли своим ходом, показывая разнообразное и удивительное время, некоторые просто топтались на месте, будто караул разминал затекшие ноги.

— Я хайку сочинил, — прожевав яйцо, сказал Егор. — Хочешь послушать?

Тарарам хотел.

— Слушай. — И Егор теплым голосом, мягко, по-домашнему продекламировал:

Вот и опять Рома с Егором

Мира судьбу решают.

Тихое «дзынь»…

4

Все с Катенькой вышло так, как Тарарам и предполагал. Очередь идти под душ Ставрогина осталась за Настей. Катенька, впрочем, изъявила категорическое желание на этом омовении присутствовать. Возражать никто не стал — сговор состоялся.

Старец в седых, до желтизны прокуренных усах, охранявший посменно с Власом культурно-историческую квартиру мастера петербургского текста, пустил компанию в черный зал без лишних расспросов, поинтересовавшись единственно: надолго ли? Тарарам, примерив на себя зачем-то роль опального Дон Гуана, с бодрой улыбкой стража успокоил:

— Дождемся ночи здесь. Ах, наконец достигли мы ворот Мадрита!

Тугой на ухо охранник удовлетворенно кивнул.

В кулуарах, освещенных дневным светом из окон, помимо рояля, стояли два прямоугольных стола и несколько видавших виды стульев. Проходя мимо, Тарарам прикинул что-то в мыслях и похлопал ближайший стол по деревянной крышке. Стол в ответ надежно загудел. Егор поддернул за ремень висевшую на плече сумку и решил, что Тарарам думает в правильную сторону.

Проникнув в зал, Рома взобрался на балкон и по прежней схеме, с помощью фонарика и мрака, представил девицам явление — струящееся из ниоткуда в никуда объемное марево иного мира. Те текучую завесу тоже сперва не разглядели, а после, прочухав, ахнули… Пока необычайно возбужденные Настя и Катенька осматривали чудо, Егор отметил про себя, что вздутая зеленоватая линза несколько округлилась, хотя еще и не потеряла овальной формы, спустилась чуть ниже и немного сместилась относительно некогда начертанной им на полу и до сих пор никем не стертой меловой линии. Егора, как и в прошлый раз, охватило заметное волнение — бестревожное, но воодушевляющее, зовущее к действию. Возможно, волнение было даже более, нежели в предыдущий раз, волнительное. Грыжа, вылезшая с изнанки действительности, определенно претерпевала какие-то метаморфозы. «Если однажды она втянется обратно, — подумал Егор, — и в этот миг я буду здесь… Ну то есть окажусь в ней, войду в нее — куда я денусь? Вправлюсь в иной мир с нею вместе? Интересно, какие там надои свиного молока?»

Нащупав в темноте прежде замеченную им у дверей зала, где он сбросил с плеча сумку, швабру, Егор положил ее на пол под объект. Отошел в сторону, поймал ракурс, посмотрел, так ли лежит, вновь подошел и поправил, уточняя. Относительно прежнего положения линза сдвинулась в сторону балкона и слегка развернулась против часовой стрелки. От пола же ее нижний край теперь находился ровно на уровне Егоровых глаз.

Удовлетворившись изысканием, Егор включил свет.

На этот раз Тарарам предложил действовать следующим образом: принести в зал два стола и поставить их друг на друга — так, чтобы Насте не пришлось прыгать с лестницы на пол, а осталось бы только взобраться на расположенные под, как она однажды выразилась, «зеленоструйной волевоплощалкой» столы и, преисполнясь отваги, сделать шаг, решительно пройти сквозь испытание чужой пустотой. Помимо удобства исполнения задуманного, в этом случае появлялась возможность задержаться и некоторое время провести внутри невидимого при включенном освещении инопространственного пузыря. Ну а Рома с Егором, взобравшись с двух сторон на стулья, Настю бы подстраховали…

1 ... 31 32 33 34 35 36 37 38 39 ... 57
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?