Утро наступило морозное, звонкое и хрупкое, как тонкий лед. Прямо над селом тускло светило холодное солнце. Лежал первый снег.

Казаки толпились на площади вблизи казарм. Большинство было в мохнатых папахах, немецких брюках с красными лампасами.

Офицеры вышли из штабной избы на улицу. Небольшая кучка стариков и баб, в праздничной одежке, вышла посмотреть на казаков. Стояла в сторонке, не растекаясь по домам.

Снег хрустел под ногами. Из печных труб поднимались невысокие столбики дыма. Пар валил от невысоких деревенских лошаденок. От них шел острый запах пота и конского навоза.

Сотник Мудров поморщился и, взглянув на часы, скинул башлык. Повернулся к толпившимся на площади казакам, закричал:

– Стана-а-вииииись!

– Становись! Стройся! Первая сотня! Первый взвод! Вторая сотня, – закричали взводные командиры.

На правом фланге взвилось знамя дивизиона. Левее знамени – оркестр. Далее в форме буквы «П», в двух-шереножном строю – казаки и офицеры.

Группа всадников въехала в село. Впереди на сером жеребце, с белой отметиной на груди – командир батальона майор Кононов.

Его встречали стройные шеренги казаков. Лица, укутанные башлыками, покрытые морозным инеем усы, чубы, воротники шинелей.

– Смирна-а! Г-аааспада офицеры!

Сотник Мудров пошел навстречу Кононову, высоко вскидывая носки сапог и прижимая руку к папахе. Казаки замерли, сверля глазами своего командира. Оркестр заиграл «Встречный марш».

Кононов осадил жеребца. Тот подался назад, зло присел на задние ноги. На черной вздернутой голове дрожали уши.

– Доброго здоровья, казаки!

Строй рявкнул так, что дрогнули стекла домов.

– Здра… рра… жла… гдин… майор!..

Лихо заломив черную папаху с красным верхом, Кононов ухватисто сидел в кожаном седле с высокой лукой.

– Спасибо за службу!

– Рады стараться, гсдин майор!

Эхо прокатилось по селу, затихло в конце улицы.

Урча двигателями, подъехали и остановились несколько легковых автомобилей. Из машин, разминая затекшие от долгой езды ноги, вышли – генерал Шенкендорф с офицерами, корреспонденты с фотоаппаратами, бургомистр Могилева. Немцы, одетые в шинели с меховыми воротниками, ежились от холода и постукивали каблуками сапог. От них пахло сигарами и хорошим одеколоном.

Спешившись и передав повод коноводу, Кононов отрапортовал генералу.

Лучи холодного зимнего солнца отразились от блестящих погон.

Шенкендорф повернулся к казакам и сказал:

– Казаки и господа офицеры! Приветствую вас в нашей общей войне с большевиками. Уверен, что ваша часть под командованием майора Кононова окажется на должной высоте при исполнении поставленных ему задач. Поздравляю всех вас с вступлением в ряды вооруженных борцов с коммунистическо-советской властью!

Переводил обер-лейтенант граф Пален.

Вслед за приветствием генерал Шенкендорф зачитал приказ, согласно которого майор Кононов назначался командиром батальона, а все казаки зачислялись на те же нормы довольствия, что и немецкие части.

После этого майор Кононов обратился к казакам с речью:

– Братья казаки! Сегодня – наш день! И вы, стоящие здесь, являетесь подтверждением того, что в скором времени у нас будет своя армия. Не посрамим наших славных предков своими ратными делами! Да здравствует великая и свободная Россия! Слава казачеству!

Казаки приняли присягу, под музыку оркестра прошли перед генералом Шенкендорфом и разошлись по своим казармам.

После непродолжительного обучения батальон стали использовать в боевых операциях против партизан. От партизан казакам стало доставаться нещадно и сразу. Они обстреливали казачьи разъезды, жестоко и мучительно казнили тех, кто попадал к ним в плен. В ответ на разгром своих лесных баз находили, вешали и стреляли тех, кто помогал казакам.

Казаки тоже не оставались в долгу. Это был «гнев народа», «народная война».

Та и другая сторона в плен брала редко. Нередки были случаи расправ над пленными с той и другой стороны.

* * *

Сталин понимал, что чем страшнее будет политика Гитлера на оккупированной территории, тем сильнее будет сопротивление населения.

Была подготовлена спецоперация, о которой знали лишь несколько человек в руководстве НКВД. В район Могилева сброшен десантный отряд майора Яснова и старшего батальонного комиссара Гущенко, численностью около двух батальонов. Десанту ставилась задача, переодевшись в форму солдат вермахта, провести несколько карательных акций против местного населения. Данная операция должна была подтолкнуть местное население на организацию партизанских отрядов и сопротивление врагу. Все десантники прошли специальную подготовку. У каждого из них имелся комплект немецкого обмундирования, многие хорошо владели немецким языком.

* * *

Вечером 26 октября 1941 года у деревни Княжицы к казакам явились трое перебежчиков из отряда майора Яснова. Об этом доложили дежурному офицеру. Последний немедленно связался со штабом батальона.

– Перебежчиков немедленно ко мне! – приказал Кононов.

Допросив перебежчиков, он решил уничтожить советский десант. Тут же был отдан приказ о выступлении. К вечеру батальон выдвинулся в район деревень Круглое и Тетерев. На рассвете следующего дня сотни заняли исходное положение для атаки. В 6.00 батальон атаковал. Для советских парашютистов эта атака стала полной неожиданностью. Казаки заняли села Мортяновичи, Глубокое и Шепелевичи. 1-я и 2-я сотни после короткого боя выбили «Штабную» группу из укрепленного лагеря и стали теснить ее в направлении Полесье. 4-я сотня атаковала Полесье. Командир сотни бывший капитан Тихонов, нанеся главный удар с юга, открыл противнику проход на северо-запад. Он сделал это для того, чтобы «Полесская» группа противника не смогла уйти на юг или юго-запад, где она могла бы соединиться со «Штабной» или «Лесной» группой.

«Полесская» группа погибла полностью. Вскоре была уничтожена и «Штабная» группа. Комиссар отряда был убит, командиру удалось скрыться.

С «Лесной» группой бой затянулся почти до 13.00, и в него к этому времени в бой ввели весь батальон, кроме конвойной сотни. К вечеру бой утих. Казачий батальон отошел в Шепелевичи и стал на ночевку. Более двадцати казаков эскадрона были убиты. На крестьянском гумне лежали в ряд – двадцать шесть человек. Кто-то разложил их по росту, тщательно расправил окровавленные и измазанные грязью шинели. Бросались в глаза мозоли на скрюченных руках, вывернутые подошвы сапог, потеки крови на телах и на лицах. На правом фланге лежал, щерясь окровавленным лицом, Иван Ткач. Рядом с ним отец и сын Зенцовы. Словно в удивлении распахнул мертвые глаза бывший сержант Василий Нарышев, потом два брата Васильевых и около них – неизвестный, совсем маленький, почти мальчишка с распоротым осколком животом.