Помимо унылого Каюмова, в павильоне наличествовали: с десяток человек вспомогательной команды, худосочные манекенщицы в конфигурации «erotic art» из модельного агентства «Red Stars» и сам Рафаэль, одетый с иголочки, сосредоточенный, с бутылкой дорогого коньяка в руке, собственноручно изваявший для «ДиЕТПЛАСТа» сценарий с подробной раскадровкой. Здесь же находился сверхэнергичный бодрячок Расторгуев, он же Куролесов, администрирующий все происходящее и доставший всех своими советами, а также смешливый Славик Чайка (Буратино) со своим другом Зазой — оба архаровца слезно напросились. В отдалении на хрупких стульчиках вылупили акварельные глазенки три девушки из call-центра Рафаэля, свободные от дежурства, одной из которых была Ксения Борисовская — Ксюша. Ребята, посмотрите, какая она красивая! Это Рафаэль издал неожиданный указ, чтобы хотя бы часть телефонисток побывала на этих съемках. Мол, было бы прикольно, если б ознакомление с новым товаром начиналось прямо со съемочной площадки.

— Нет, я так не могу! Это загон какой-то! — вдруг вскипел Каюмов и отшвырнул сценарий. — У вас тут сплошные мультики! Зачем вы меня-то позвали?

— Ген, ты же знаешь, что без компьютерной графики сейчас никуда, — постарался убаюкать его Расторгуев сладким напевом. — Видал вон, в Голливуде только на этом всё и держится! А позвали мы тебя потому, что ты лучший!

— У вас не реклама получится, а кислотный холостой прогон! — не успокаивался режиссер, охочий до дуэльных конфликтов. — Один сумбур, никто не врубится! Давайте я сейчас все перепишу — конфетку получите!

В ущерб новым — конечно, странноватым и даже, можно сказать, извращенным — приемам Рафаэля, Геннадий, как обычно, жаждал красивых планов в глянце пластичного утреннего света, ярких человеческих эмоций, хотел «кина», которое охарактеризует его как матерого и однозначно талантливого режиссера. Но умудренные опытом Рафаэль и Расторгуев знали, что такая хрестоматийная «живопись» вовсе не способствует продажам, потому что не разъясняет, не внушает, а главное, отвлекает от самого товара. Такой рекламный ролик телезритель с удовольствием проглотит, но совершенно не поймет, о чем в нем шла речь.

— А что у вас голос за кадром говорит? — продолжал фонтанировать раздражением Каюмов. — Это чего у вас, заклинания, что ли, какие-то? У вас тут секта, что ли? Кстати, это не запрещено законом о рекламе?

Рафаэль:

— Кто сейчас не использует запрещенных приемов? Видел последний ролик «Coca-Cola» или «Red Bull»? Свойства этих самых заурядных и, скорее всего, вредных напитков возведены авторами сюжетов в степень чуть ли не наркотика, я уж не говорю о скрытом зомбировании! Да и вообще, в рекламе надо быть всегда первым. Не повторять старое, набившее оскомину, а искать новые ходы, новые магические приемы. Только тогда ты выиграешь! ДЕЛАЕМ ВСЕ, КАК ЗДЕСЬ НАПИСАНО. ТОЧКА!

Каюмов хотел было высказать нечто весьма категоричное, но от него уже все отвернулись, как от никчемного придурка. Выждав минуту такого бойкота, режиссер, бормоча себе под нос всевозможные ругательства, самым безобидными из которых оказались слова «дилетанты» и «лошары», принялся нехотя собирать разбросанные листы сценария.

Рафаэль в свою очередь отхлебнул пахучего алкоголя из коньячного бокала, закусил нектарином, который ему тут же подала Марта, и покосился на телефонистку Ксюшу. Ему — может спьяну — показалось, что девушка смотрит только на него и ничто другое здесь ее не интересует.

Расторгуев:

— Кстати, Рафаэль Михайлович, а почем будем «ДиЕТПЛАСТ» продавать? На завтра уже монтажка заказана…

Рафаэль воздел глаза к потолку. Товар ему будут отгружать, согласно уговору с Хабаровым, по три бакса за упаковку, то есть примерно по 80–90 рублей, в зависимости от курса. Минимальный «накрут» для любого телемагазина — это процентов двести-триста. Тсс! Половина добавленной стоимости обычно уходит на оплату телевизионного эфира — так уж устроен этот бизнес, — а половина от оставшихся денег становится наличной прибылью. Таким образом, пластырь можно впаривать примерно за триста пятьдесят рублей. Но рекламный ролик будет с надрывом вопить о столь чудодейственных свойства товара, что низкая цена только дискредитирует его, отпугнет домохозяйку. Ну не может пластырь, обладающий этаким действенным потенциалом, так дешево стоить! Скорее всего, цену надо загонять минимум под пятьсот рублей, а лучше — под тысячу…

Тут Рафаэль вспомнил фартовый номер своей машины и ответил Грише безапелляционным тоном:

— Девятьсот девяносто девять рублей!

— Не дорого? Это же тысяча процентов сверху! — вылупился Расторгуев, однако же сразу сделал запись в своем блокноте. — Хорошо!

В этот момент у Рафаэля сработал коммуникатор — к нему стучался «входящий».

Рафаэль уклонился от Расторгуева.

— Рафаэль Михайлович? Здравия желаю! Это Геннадий…

— Приветус! — обрадовался Рафаэль. — Как служба продвигается?

— Нормально… Я по поводу вашего поручения относительно анонимных писем. Извините, что так долго…

Рафаэль давно забыл о тех двух письмах, в первом из которых ему признавались в любви, а во втором — угрожали.

— Ничего страшного. Я внимательно слушаю!

— Рафаэль Михайлович, дело в том, что оба письма были посланы из вашего же офиса.

Рафаэль:

— Не может быть!

— Это совершенно точно!

Рафаэль:

— Спасибо! Ты мне очень помог! Кстати, по поводу машины, которую ты хотел купить…

Спустя три дня в стельку трезвый Рафаэль, все время капризничающий режиссер Каюмов и стеснительно моргающий Славик-Буратино входили в кабинет г. Миронова.

Рафаэль сначала отрекомендовал Каюмова, вознеся его до выдающегося клипмейкера и одаренного режиссера (при этом Сергей Львович поморщился), а потом, указав на Славика, представил его как нового креативного директора Куролесова, заместо «на фиг уволенного» Расторгуева.

— Прошу, господа, располагайтесь, — предложил Сергей Львович, находящийся, по всем приметам, в прекрасном душевном состоянии. Повезло!

Каюмову не хватило стула, и он, снедаемый гордыней, обиженно застыл напротив Миронова, уставился на него требовательно-вопрошающим взглядом.

— Что? — сузил острые глазки Сергей Львович. — Ой, сесть некуда?

Он покраснел от злости, и Рафаэль даже пригнулся, будто сейчас над его головой пронесется раскаленная шрапнель.

Миронов резко встал — кресло так и отскочило к стене, — сходил в приемную и принес оттуда стул.

— Присаживайтесь, Геннадий! — предложил он режиссеру ехидно-наигранным тоном. — Теперь все в порядке? Мы можем продолжать или есть еще какие-нибудь проблемы?