Григор набросился на меня, когда я вписывался в поворот. Рябой попытался ударить головой мне в висок. Это был бы хороший удар, достигни он цели. Думаю, что в таком случае я вряд ли справился бы с управлением.

Мой пленник не учел только одного – рядом с ним сидел человек не менее искушенный, чем он, в разных хитростях подобного рода. Поэтому, вместо виска его башка наткнулась на мой кулак.

А он у меня, нужно сказать, почти железный. Я потратил немало времени на "набивку" рук, колотя кожаный мешок с речной галькой.

Мне даже послышался хруст, когда мой кулак соприкоснулся с головой Григора. Я не стал гасить силу удара, – из вредности – поэтому рябой, тихо хрюкнув, мгновенно потерял сознание и привалился к дверке. Спустя дветри секунды у него из ушей пошла кровь. Бывает…

Я ехал все к тому же заброшенному заводику по выпуску скобяных изделий. Мне нужно было тихое, уединенное место.

Когда я загнал БМВ в какие-то кусты возле бывшей заводской проходной, чтобы на всякий случай скрыть его от нескромных глаз, Григор пришел в себя. Помотав головой, дабы привести в порядок беспорядочные мысли, он покорно поплелся по крутой лестнице на верхотуру.

Похоже, я убедил его вести себя прилично…

Верхотурой я называл помещение под высокой крышей цеха, в котором работал мостовой кран. Не знаю, что было в этом помещении, когда функционировал завод, – может, какая-нибудь конторка или кабинет начальника цеха – но только в нем можно было беседовать без помех.

Дело в том, что пока я ехал, начал накрапывать дождь, а когда я зашел в цех, он хлынул как из ведра. А в цехе единственным местом, где не протекала крыша, как раз и была "верхотура".

Я прихватил с собой сильный фонарь, который нашел в бардачке БМВ. Поэтому, освещение нашему "сеансу" было обеспечено вполне приличное. Поставив Григора в угол и направив на него луч фонаря, я сказал:

– Еще раз выкинешь какой-нибудь фортель, замочу. Усек?

– Ну…

Лицо и поза Григора выражали полную безнадегу. Притворяется? А фиг его знает. Посмотрим по ходу дела…

– Отпустил бы ты меня, – вдруг сказал Григор медоточивым голосом. – Тебе нужны бабки? У меня в кармане пять штук "зеленью". Мало? Тогда скажи, сколько ты хочешь. Я звякну по мобилке, и через час тебе доставят любую указанную тобой сумму.

– Даже так? – Я ухмыльнулся. – Ну что же, я согласен.

– Говори! – оживился Григор. – Сколько?

– Миллион. В евро. Бакс начал сдавать позиции, так что я хочу перестраховаться.

– "Лимон"!? Ты чё, мужик, с печки упал!? Я что, банкир?

– Накладно? Ну, тогда извини, на меньшую сумму я не могу согласиться. Иначе перестану себя уважать.

– Ну, бомжара, ну, сука!.. – Григор от злости начал пениться. – Ты что меня, как последнего фраера, на понт берешь!? Запомни – если со мной что-нибудь случиться, тебя даже из-под земли достанут. Ох, я тебе не завидую…

– Считай, что ты напугал меня до потери штанов, – ответил я с холодной иронией. – Можно подумать, что тебя будут долго искать.

– Будут!

– Помечтай, пока в сознании, это не вредно. На самом деле все произойдет далеко не так, как тебе мыслится.

В вашем мирке настоящая дружба и преданность не в почете. И ты это знаешь не хуже меня. Твое место займет другой, тоже из "деловых", и все покатится по прежней, давно накатанной, колее. Так что маракуй, Григор, как тебе выскочить из-под пресса живым и здоровым.

– Что ты от меня хочешь? – после минутного молчания глухо спросил Григор.

– Это другой разговор. Я хочу дать тебе шанс. Учти, он будет единственным. Мы с тобой не враги, а значит зла на тебя я не держу, мстить не за что и твоя жизнь мне не нужна. Но это станет реальностью только в том случае, если ты честно ответишь мне на несколько вопросов.

– Звони… – буркнул Григор, щурясь от света фонарика.

– Кто эта дама? – спросил я и всучил ему фоторобот Ланы. – Как ее зовут, где можно найти? И вообще – какое отношение она имеет к "Латинскому кварталу"?

При взгляде на фоторобот Григор сделался белее мела. Я уже начал опасаться, не хватил ли его кондратий.

Мой пленник просто остолбенел. Блин! Что за чудеса!? Такое впечатление, что я подсунул ему не изображение симпатичной девушки, а голову Горгоны.

– Кто она! – рявкнул я, теряя терпение.

– Н-не знаю…

Голос рябого дрожал и ломался.

– Григор! Не лги!

– Сука буду, не знаю ни кто она, ни как ее зовут! – вскричал он в отчаянии.

– Ладно, спросим по-другому. Ты ее видел когда-нибудь?

– Видел… – тихо выдавил из себя Григор.

– Когда? С кем?

– Она приходила вместе с Хозяином… Когда? Где-то с месяц назад.

– Кто такой Хозяин?

– Самый главный начальник. Большой босс.

– Фамилия?..

– Никогда не интересовался. У нас чересчур любопытным могут язык отрезать.

– Хозяин – это такой высокий, представительный мужчина с седыми волосами… – высказал я предположение.

– Седой? – Григор криво ухмыльнулся. – В "Латинском квартале" есть только один человек, у которого седые волосы. Его зовут Карантин.

– Не понял…

– Извини, – спохватился Григор. – Фамилия седого Шиманский, Гелий Маркленович.

Маркленович! Точно внук какого-нибудь революционера, ниспровергателя монархии и разрушителя церквей.

Ирония судьбы: дед, не щадя своего живота, боролся с нарождающимся капитализмом, а внук не менее рьяно занимается его реанимацией.

– Он работает, как это теперь называется, менеджером и, по совместительству, возглавляет охрану кабаре, – между тем продолжал рябой. – А Карантин его кликуха.

– Он что, сидел?

– Сидел… – Рябой презрительно покривился. – За растрату. При коммунистах.

– Ясно. Но вернемся к Хозяину и девице. Что за птица этот ваш большой босс?

– При больших деньгах и связях, – коротко ответил Григор.

– Как он выглядит?

– Обычно, – пожал плечами рябой. – Невысокого роста, плотный, но живота нет. Держится прямо, как бывший военный.

– Цвет волос, какое лицо: круглое, овальное, квадратное…

– Волос у него – кот наплакал. Он почти лысый. Цвет волос? Светло-русый. Даже немного рыжеватый.

Лицо… Скорее квадратное, чем круглое.

– Глаза?..

– Серые. Нет, скорее светло-серые, почти прозрачные. Какие-то стеклянные, словно у наркомана. Как посмотрит, мороз по коже идет. Очень серьезный человек.

– Как он ходит?