Мы снова занялись любовью. Медленно, без той спешки, что поначалу… но постепенно нас снова охватило безумие. Маргит была по-прежнему страстна, она бросалась в любовь с какой-то первобытной жадностью. У меня никогда еще не было такого секса — и оставалось лишь надеяться, что мой собственный пыл хотя бы дотягивает до ее уровня.

Когда все было кончено, в комнате повисла тишина. Потом она встала и вернулась с сигаретами и пепельницей. Я наполнил бокалы шампанским. Закурив, Маргит сказала:

— Жизнь в Париже, похоже, тебя испортила.

— Почему ты так говоришь?

— Потому что ты не критикуешь меня за курение. Какой же ты американец, если не принуждаешь меня к здоровому образу жизни, не читаешь мне нотации о том, что пассивное курение вредит твоим легким?

— Не все американцы такие зануды.

— Ну, во всяком случае, те, кого мне доводилось встречать…

— Ты когда-нибудь бывала в Штатах?

— Нет, но…

— Позволь, я угадаю. Ты, наверное, встречала таких дотошных американцев в салоне мадам?

— Я бываю там очень редко.

— Значит, мне повезло в тот вечер.

— Можно и так сказать.

— Почему же ты ходишь туда, если тебе там не нравится?

— Я не могу сказать, что не нравится. Мадам действительно нелепа — до сих пор живет иллюзией, будто она человек искусства… Банальная история: в шестидесятых она познала пятиминутную славу в качестве музы художника, потом скоротечный брак с богатым мужем…

— Так вот откуда большая квартира.

— Конечно. Ее мужа звали Жак Жавель. В те времена он был крупным кинопродюсером — в основном снимал мягкое порно и на нем быстро разбогател. Жак женился на Лоррен, когда та еще была сексуальной, цветущей mannequin,[103]при этом он продолжал встречаться со своими двумя давними любовницами. Удивительно, но Лоррен, со своей странной американской моралью, не стала мириться с подобной сексуальной вольницей и разорвала брак. Из развода она вышла с одной лишь квартирой, не более того. Красота ее пошла на убыль, к тому же она не смогла приспособиться к меняющимся временам. Впрочем, как сказать… Она придумала себе новый образ — опекунши для одиноких сердец. Салон приносит стабильный доход, и хотя бы на несколько часов каждый воскресный вечер она может притворяться важной персоной. Я захаживаю туда пару раз в год. Иногда приятно выйти в свет и пообщаться с людьми.

— У тебя не так много друзей в Париже?

— Нет… но меня это не беспокоит. С тех пор как я потеряла дочь и мужа…

— Ты и мужа потеряла?

Она кивнула и продолжила:

— …я веду замкнутую жизнь. Мне это нравится. Одиночество благотворно.

— В нем есть свои прелести, это точно.

— Если ты писатель, ты должен ценить одиночество, нет другого выбора, кроме как быть одному. В любом случае, когда я пишу, время на работе летит быстрее.

— Что ты делаешь всю ночь, помимо того, что пишешь?

— Сижу в комнате, слежу за тем, чтобы никто из посторонних не прорвался в помещение, впускаю на склад рабочих, занимающихся отгрузкой мехов…

— Никогда не думала, что меховые склады работают круглосуточно.

— Этот склад работает.

— Понимаю, — сказала она. — И как ты получил эту работу?

Я вкратце рассказал ей, как приехал в Париж, как попал в отель, каким негодяем оказался дневной портье, как тепло ко мне отнесся Аднан, как его задержала полиция, а так же обо всех прочих случайных событиях, которые привели меня в chambre de bonne и в конце концов помогли найти работу.

— Похоже на похождения плута, — заметила она. — Стычка с классическим парижским connard…[104]мсье… как его звали?

— Мсье Брассёр из отеля «Селект» на улице Франсуа Милле в Шестнадцатом округе. Если есть кто-то, кого ты ненавидишь, посылай его туда.

— Буду иметь в виду. Но зато у тебя появился фантастический материал, n’est-ce pas?[105]Негодяй-портье обирает тебя до нитки, и ты оказываешься в chambre в lе quartier turc.[106]Уверена, все те годы, что ты практиковал свой французский в… Как называлось то место, где ты жил?

— Итон, Огайо.

— Никогда не слышала. Впрочем, ничего удивительного, если учесть, что я никогда не бывала в Америке…

— Полагаю, о существовании Итона в штате знают не все американцы. Единственная достопримечательность нашего городка — колледж Кру, хотя колледж ничего из себя не представляет.

— Но именно там начались все твои неприятности, да?

Я кивнул.

— Впрочем, это уже совсем другая история, не так ли? — спросила она.

— Может, и нет. Я бы предпочел не возвращаться к этой теме.

— Тогда не будем.

— Маргит снова впилась в меня глубоким поцелуем. Потом затушила сигарету, допила шампанское и сказала:

— А теперь я должна попросить тебя уйти.

— Что? — опешил я.

— У меня есть неотложные дела.

— Но еще нет даже… — Я взглянул на часы, — восьми.

— У нас был чудесный cinq-a-sept…[107]настолько чудесный, что едва не стал cinq-a-huit.[108]

— Но я думал, мы проведем вместе вечер…

— Это невозможно.

— Почему?

— Потому что, как я уже сказала, у меня дела.

— Ты сейчас похож на маленького мальчика, которого выгоняют из шалаша на дереве.

— Спасибо, — произнес я с обидой в голосе.

Она обхватила мое лицо руками.

— Гарри, не надо так. Ты просто должен принять тот факт, что сейчас я занята. Но мне очень хочется, чтобы мы вместе провели еще один вечер.

— Скажем, дня через три.

— Так нескоро?

Она приложила палец к моим губам:

— Я думаю, тебе не надо объяснять.

— Но я просто хотел увидеть тебя раньше, вот и все.

— Вот и увидишь — через три дня.

Ее палец снова коснулся моих губ.

— Не стоит заходить слишком далеко.

— Хорошо.