Даже я, проучившись в школе всего две недели, знала, кто такая Джилл Экли. А была она старшеклассницей с вытравленными блондинистыми волосами и пышной грудью — именно такой портрет рисовало мне воображение, когда я слышала словосочетание «сногсшибательная блондинка». Я огляделась, ища глазами Джилл, но ее нигде не было видно. Так вот почему у меня сегодня такой партнер. Я поверить не могла, что мне так повезло в первый же вечер танцев! Тем более что всем остальным моим одноклассницам достались сосунки.

И все смотрели на меня так, будто я совершаю нечто чудовищное, но мне было наплевать.

Мэтью весь вечер танцевал только со мной. Мы вместе пили пунш и угощались пирожными. И хотя у него имелась девушка, он увлек меня в один из укромных уголков на террасе, куда парочки под неодобрительными взорами соглядатаев уединялись для поцелуев, и там поцеловал меня.

Не знаю, то ли в восторге от того, каким чудесным был мой первый танцевальный вечер, то ли от сознания, что стоит его девушке вернуться, и он тут же забудет о моем существовании, но я поступила очень странно. Он поцеловал меня, но продолжал держать в своих объятьях, и тогда я укусила его за щеку, чуть пониже глаза. Щека выдержала — зубы не прокусили кожу, лишь оставили красноватые отметины. Ошарашенный, он отшатнулся от меня:

— Эй! Ты зачем это сделала?

Сконфуженная до крайности, я не могла и слова вымолвить. Мне хотелось только одного — убежать.

— Я не знаю, я правда не знаю!

Я не знаю, зачем я это сделала.

Однажды, когда я была маленькой, я подбежала к маме, сидевшей на диване, и впилась зубами ей в бедро. Укус был так силен, что даже выступила кровь, и долгие месяцы на этом месте темнел синяк. Когда я, смеясь, подняла голову, то была потрясена, увидев, как слезы текут у мамы по щекам. Я не собиралась обижать маму. Просто я была так сильно возбуждена, что не осознавала, что делаю. Тот же импульс я ощутила и в случае с Мэтью.

Больше у меня никогда не было хороших партнеров на танцах. Все вечеринки на протяжении последующих лет были сплошным разочарованием. Больше всего я ненавидела танцы в мужских школах, где все мальчики ждали, пока приедет автобус и мы войдем в зал, терзаемые их пристальными взглядами.

В прошлом году у Люси был действительно отличный парень по имени Хуан, с которым она познакомилась на танцах в школе Сент-Эндрю. Они были только друзьями — Люси ни на что большее не отважилась бы, но у нее всегда был партнер для совместных балов. Он окончил школу, и с тех пор мы с ней на танцы не ходим.

Однажды Люси пригласила меня к себе домой на выходные, и там я пережила настоящий шок.

Мы приехали поздно вечером, и отца Люси не было дома. Мама у нее тихая, очень похожа на свою дочь. Послушав, как они разговаривают по пути к дому, я пожалела, что она не моя мама. Она на редкость проста и чистосердечна. Люси может рассказать ей о чем угодно. Ее мама не критикует дочку, не поднимает на смех, как моя мама, от которой никогда не знаешь, чего ждать.

И вот появился отец Люси. Когда мы наутро спустились завтракать, ее отец уже сидел за столом в трусах и в майке. Лицо у него было толстое и красное, капельки пота усыпали лоб. На столе — между кувшином с молоком и коробками хлопьев — лежала винтовка!

Я никогда прежде не видела настоящего ружья.

Он глянул на меня и не произнес ни слова. Потом сграбастал Люси и долго тискал, требуя поцелуя. Как ей только не противно целовать эту потную красную рожу. После этого он повернулся к собаке — маленькому белому пуделю, сидевшему на соседнем стуле, и стал скармливать ему кусочки бекона. И все время сопел, было слышно каждый вдох и выдох. Я начала их считать. Он втягивал воздух, а затем после паузы выпускал его — отработанный и загрязненный. Сбросив выхлоп, начинал снова. Он использовал весь воздух в помещении, и для нас его уже не оставалось. Наконец он тяжело встал, кряхтя, взял со стола винтовку и вышел. Я была так смущена, что не решалась ни посмотреть на Люси, ни тем более заговорить с ней. Мне надо было сказать ей, что мне все равно, какой у нее отец, но я не могла, потому что она больше не была обычной, если, конечно, такой отец не считается обычным. Я ощутила невыносимую тоску по своему папе: будь он жив, я могла бы показать Люси, каким должен быть настоящий отец. И мне было искренне жаль ее.

После этого мы только мельком видели его. Во время прогулки по лесу недалеко от дома Люси рассказала мне, что у ее отца в городе есть любовница, что он проводит с ней большую часть времени. И маму это вполне устраивает. Проблема только в том, что он не дает матери развода. А когда она заикнулась об этом, он направил дуло винтовки ей в голову и пригрозил убить. Люси стояла в это время рядом с ней и не сводила глаз со ствола, прижатого к виску матери.

Люси добавила:

— Он просто блефовал. Ружье не было заряжено.

Но я знаю, что Люси была в ужасе. Она думала, что отец собирается застрелить их обеих.

Я очень ясно помню тот вечер в лесу. В школе все уже расцветало, но здесь деревья казались неживыми. Ни единого намека на весну. Мир внезапно стал серым и вычерпанным до дна. Я шла за Люси следом, разглядывала ее длинные светлые волосы, которые отец не позволил ей подстричь, и не переставала спрашивать себя: как я могла считать ее совершенно нормальной?

Да могло ли такое случиться с Люси? Я смотрела на нее и не видела никаких следов насилия. Она уверяла, что приехала в пансион только потому, что в ее крошечном городишке вечная скукота и ничего не происходит. Но это не причина. Воспоминания о его огромном пузе, колыхавшемся над трусами, вызывают у меня тошноту. Не представляю, как ему с таким животом удается заниматься сексом. И кто не побрезгует прикоснуться к нему? Я посмотрела на ручку, которой это написала, и мне стало противно держать ее в руке.

Дора называла Люси «папочкиной дочкой». Именно отец вынуждает ее быть такой, какой она не хочет быть на самом деле.

А я — «папочкина дочка»?

Больше нет. Кажется, Люси только что вошла в свою комнату.

Я держу кулаки, чтобы все оставалось как есть.

Мне надо было весь вечер заниматься, а не писать в дневнике. Я обещала Люси погонять ее по немецким словам.

Экзамены. Экзамены. Экзамены. Экзамены. Экзамены. Неделю напролет.

Кэрол, Бетси и Кики вернулись в воскресенье, чтобы тоже сдать экзамены. Жизнь опять вошла в прежнее русло.

В жизни больше не стану курить марихуану.

«Черный паук»:

Так спят лишь те, кто хранит в душе страх перед Господом, те, чья совесть чиста, и не Черный паук пробудит их ото сна, а ласковое солнце.

Что же хранит в своей душе Люси? Суждено ли мне узнать это?