Эдгардо Мортара оставался в лоне церкви. Когда папское правление закончилось в 1870 году и Италия объединилась под властью Виктора-Эммануила, отец обратился к правительству с просьбой вернуть ему сына, но тот сам не пожелал возвращаться. Он поступил послушником к латеранским каноникам и был рукоположен в 1873 году. Он умер священником в бельгийском Буэ вскоре после того, как немцы вошли в эту страну в марте 1940 года.

Впервые за свою жизнь сэр Мозес вернулся с пустыми руками. Его нисколько не утешала мысль, что и другие тоже не смогли ничего добиться от Пия IX. Ему было семьдесят пять, и в своей неудаче он винил свои ослабевшие силы. «Боюсь, что вскоре течение лет лишит меня пока еще имеющейся возможности эффективно действовать в исполнение моего долга», – сказал он Совету представителей и предупредил, что в скором времени, вероятно, ему придется уйти в отставку с президентского поста.

Впереди у него было еще много лет активной жизни, но эти годы будут одинокими.

Сэр Мозес и в долгие, и в короткие поездки редко отправлялся без жены. Путешественница из нее была плохая, но очень целеустремленная, даже упрямая, ибо повсюду были опасности: плохие дороги на высоких горных перевалах, в Италии разбойники, в Средиземном море пираты, чума в Леванте, по всему Ближнему Востоку то и дело вспыхивали восстания.

Крепость Джудит уступала ее смелости. Она сопровождала сэра Мозеса в трех поездках на Восток и каждый раз заболевала. В их первое путешествие в 1827 году они остановились на Мальте и провели там Девятое ава[42]. Это был гнетущий, знойный день, но она не позволила себе съесть ни кусочка и выпить ни капли. «Моя бедная жена так страдала, – жаловался Монтефиоре, – что около четырех часов дня я осмелился уговаривать ее нарушить пост, но она не соглашалась». Он знал, что, как правило, с ней лучше не спорить.

Во время поездки к Мухаммеду-Али в 1840 году она мучительно страдала от жары и тяжело заболела, чем добавила тревог своему супругу. В Ливорно на обратном пути у нее вдруг закружилась и сильно заболела голова. У нее онемела рука, и она почти не могла ни говорить, ни ходить. Смогла только пролепетать просьбу дать ей молитвенник. Это был небольшой удар, и, хотя она смогла продолжить путешествие, ее не покидали слабость и недомогание.

Можно было подумать, что дни ее путешествий окончены, но, когда сэр Мозес в 1846 году отправился в Санкт-Петербург, она поехала вместе с ним. Физическое напряжение и опасности месячного путешествия по заснеженным пустошам России ускорили ее конец. Эмоциональный стресс оказался еще сильнее. Она уже видела бедность, болезнь и горе в трех поездках в Европу, но примерно так англичане и представляли себе Восток. Ничто не подготовило ее к тому, что она увидела в черте оседлости: голодные лица, запавшие глаза, страшная нищета, ощущение безысходности. Один очевидец заметил, что «у ее милости в глазах всегда стояли слезы скорби при виде ужасных мук, представших перед нею там». Она вернулась в Англию инвалидом.

Когда сэр Мозес отправился в свою безнадежную миссию в Рим в марте 1859 года, его супругу не смогли уговорить остаться дома, и им пришлось добираться медленно, короткими переездами, в сопровождении врача – доктора Ходжкина. Трагедия семьи Мортара глубоко на нее повлияла, и ее угнетало то, что муж ничего не смог добиться. По возвращении ее охватила слабость, начались боли. В июне 1861 года они радостно отметили годовщину свадьбы в суррейской деревушке Смитем-Боттом, куда часто приезжали в первые годы после свадьбы. Сэр Мозес понимал, что впереди у них уже немного таких годовщин, и в его дневниковой записи чувствуется печаль: «В этом месте кажется, что тебе нужна лишь самая малость. Благодаря своей умиротворенности, отраде и покою… Смитем-Боттом полюбился нам с моей любимой Джудит гораздо сильнее, чем все другие места, где мы побывали, за исключением Иерусалима и Ист-Клиффа».

Леди Монтефиоре страдала кишечной непроходимостью; вероятно, причиной ее был рак. В июне 1862 года в Ист-Клиффе они отпраздновали золотую свадьбу, но за летние месяцы она стала чахнуть, и в сентябре они вернулись в Лондон на Парк-Лейн на праздник Рош ха-Шана – еврейский Новый год. Как обычно, в доме по такому случаю собралось множество гостей. Леди Монтефиоре была слишком слаба, чтобы выйти к ним, и они собрались в соседней комнате, обставленной в виде молельни для вечерней службы. Дверь оставили открытой, и она, сидя в постели, слушала древние песнопения и знакомые мелодии. Потом ее любимый Монти зашел к ней в комнату, чтобы ее благословить, как это было каждый Шаббат в течение пятидесяти лет их совместной жизни, и она слабо подняла руки, отвечая ему. Он хотел остаться, но она уговорила его идти вниз к гостям. Зажгли свечи, накрыли столы, компания сидела в ожидании.

Он спустился, поднял бокал с вином и начал благословение: «Благословен будь Господь, который подарил нам жизнь и сохранил нас», но тут его остановил возглас доктора Ходжкина. Джудит Монтефиоре умерла.

Ее почти неумолимая решимость сопровождать сэра Мозеса в его поездках объяснялась не тревогой жены, не желавшей спускать глаз с блудного мужа. Детей у них не было. Светская жизнь в Лондоне не радовала ее, а о том, чтобы сидеть без него в Рамсгите, она не могла и помыслить. В сэре Мозесе была ее жизнь. Он же со своей стороны нуждался в ее поддержке и совете и прежде всего обществе, которое помогало ему справиться с тревогами и неудачами, которые нередко приходилось преодолевать. «Я не великий человек, – как-то сказал он. – Тем малым благом, которое я совершил или, скорее, хотел совершить, я обязан моей незабываемой жене, чье воодушевление всем, что есть благородного, и набожность поддерживали меня в течение всей моей жизни». По его словам, Джудит была «маленьким Наполеоном», и без нее он не принимал ни единого важного решения.

У нее было стоическое чувство долга, отчасти объяснявшееся ее религиозным воспитанием, но также и уверенностью в том, что привилегированное положение влечет за собой обязательства. Она была из Коэнов. Ее взгляды соответствовали взглядам ее времени и класса, но, в отличие от многих современников, у нее слова не расходились с делом. В 1846 году в свет вышло «Еврейское руководство» за авторством некой Леди, и этой Леди была леди Монтефиоре. В этой книге она дает разные советы по кулинарии, туалету и хозяйству. В качестве книги по домоводству она не вполне сравнилась с сочинением миссис Битон[43], но все же в ней проявились некоторые принципы, которыми Джудит руководствовалась в жизни.

Хорошая кожа, говорит она, бывает при «строгом внимании к рациону, регулярных умываниях, после чего ее нужно растереть, частых ваннах и ежедневных упражнениях, достаточно активных, чтобы вызвать потоотделение…». Едва ли можно придумать более английские советы. Следующий пункт звучит уже более по-еврейски: «…Тело и ум по сути связаны так тесно, что бессмысленно стараться украсить первое, пренебрегая вторым, особенно потому, что величайшая красота – это красота ума». В данном примере, возможно, она приводила свои лучшие доводы.