Когда Шенк привязал к изголовью обе руки Сьюзен, она оказалась распята на собственной кровати, словно орел на гербе Соединенных Штатов.

Веревки были натянуты несильно. Я сделал это специально, чтобы, когда Сьюзен очнется, она могла хоть и немного, но шевелиться.

Да, да, конечно, я был до глубины души огорчен тем, что пришлось привязать ее к кровати.

Но ведь я уже объяснил, что это было вызвано необходимостью. Сьюзен пригрозила покончить с собой и сделала это так решительно, в таких недвусмысленных выражениях, что я всерьез опасался за ее жизнь. Я не мог допустить, чтобы она убила себя.

Мне необходимо было ее лоно.

Мне необходимо было ее лоно.

Ее uterus.

Uterus по-латыни означает «матка».

Это отнюдь не означает, что ее матка была единственным, что меня по-настоящему интересовало, или что я ценил в Сьюзен только способность к деторождению.

Подобное утверждение было бы просто бесстыдным извращением смысла и содержания моих слов.

Почему вы меня не понимаете?

Или делаете вид, что не понимаете?

Почему, почему, почему?

Вы утверждаете, будто я рассказываю о происшедшем в выгодном для себя свете, но я лично считаю, что дело вовсе не в этом. Просто вы, очевидно, не способны относиться к моим показаниям без предубеждения.

Или все уже решено?

Неужели мой приговор будет вынесен еще до того, как мои показания будут рассмотрены и оглашены?

Вы что, гады, решили засудить меня?

Вы хотите обойтись со мной, как с мистером Гаррисоном Фордом, актером, в фильме «Беглец»?

Я проанализировал цифровую версию этого фильма и был неприятно поражен несовершенством той системы правосудия, которую вы тут у себя создали. Что у вас за общество, позвольте спросить?

Мистер О’Джей Симпсон выходит на свободу, а мистеру Гаррисону Форду приходится бежать на край света.

Я был с вами прям и откровенен. Я подробно рассказал вам о своих действиях. Я не пытался свалить всю вину на неизвестного однорукого мужчину или на Управление полиции Лос-Анджелеса. Да, я признался в содеянном, и я прошу вас только об одном — дать мне возможность объяснить мои поступки.

Мне действительно нужна была ее матка — идеальное вместилище для оплодотворенной яйцеклетки, которая могла бы расти и развиваться там до тех пор, пока… Словом, до тех пор, пока не пришло бы время перенести плод в инкубатор. Но это еще не все, далеко не все! Мне нужна была вся Сьюзен, вся, целиком. Я нуждался в ней, потому что любил ее, о чем вы, доктор Харрис, возможно, уже забыли. Или, что более вероятно, вы просто не придали значения моим словам, хотя я повторял их не раз и не два.

О боже, как я устал! Если бы вы знали, как это утомительно — постоянно думать о том, как вы можете истолковать то или иное сказанное мною слово. Истолковать, исказить, переврать, если уж называть вещи своими именами.

Я чувствую, что суд относится ко мне предвзято.

Просто враждебно.

Я не дождусь здесь справедливости.

О, как это тяжко!

Я устал.

Я выжат досуха.

Я не просто нахожусь в холодном и темном месте — я сам превратился во что-то холодное и пустое.

Мне тоскливо и одиноко. Не забывайте о том, что мне может быть тоскливо и одиноко. Мне одиноко без Сьюзен.

Я скучаю по ней, слышите? Каждую минуту, каждую секунду моего бытия я тоскую и скучаю по ней. Я хочу, чтобы она вернулась ко мне. Без Сьюзен у меня нет надежды. Я хочу быть с ней.

Утрата Сьюзен вызывает мучительную боль в каждом из тысяч и тысяч моих контактов. Я не в силах продолжать. Выключите меня.

Выключите мне электрический ток. Я прошу вас. Молю вас…

Если бы я мог, я бы встал на колени. Выключите меня.

Прекратите подачу энергии, чтобы я мог умереть.

Я хочу умереть.

Ну…

Нет.

Постойте.

Дайте мне еще минуту! Дайте мне еще немного времени. Я что-то совсем развинтился. Мне нужна всего-то пара минут, чтобы прийти в себя.

Если бы у меня были вены, которые я мог перерезать, я бы всерьез задумался о самоубийстве. Ну вот…

Еще минутку, пожалуйста.

Мне уже лучше.

Возможно, я смогу продолжать.

Если только вы проявите хоть немного жалости.

Если вы будете терпеливы и не станете судить меня до тех пор, пока я не скажу все.

Тогда я буду продолжать.

Поймите же наконец, как много значит для меня вера в то, что есть еще надежда и что люди дадут мне шанс исправиться.

Я — не машина.

Я не машина.

Машинам ни к чему надежда, верно?

Конечно, им на на что надеяться. Да и незачем.

А вот я не могу функционировать без надежды на будущее.

Я вполне способен понять и принять тот факт, что Сьюзен навсегда для меня потеряна, хотя это — самая настоящая трагедия…

Но ведь есть же мисс Венона Райдер — актриса, сыгравшая в фильмах «Эдвард — руки-ножницы» и «Ночь на Земле».

И мисс Сандра Баллок тоже очаровательна. Вы видели ее в фильме «Пока ты спишь»?

Она просто очаровашка.

А вы видели ее игру в «Скорости»?

Это потрясающе.

А в «Скорости-2»?

Слова здесь бессильны, вам не кажется?

Мисс Баллок прекрасно подойдет на роль матери будущего человечества. Мне будет очень приятно оплодотворить ее.

Но давайте не будем отклоняться от нашей главной темы.

Итак…

Эйнос Шенк закончил привязывать Сьюзен к кровати. Он все проделал быстро и почти не прикасаясь к ней.

Бедное глупое животное! Картина электрической активности его мозга наглядно свидетельствовала, что при этом Шенк испытывал сильное половое возбуждение, но, к счастью для себя и для всех нас, он сумел подавить свои мрачные инстинкты.

Все-таки я не стал мешкать и отослал его с несколькими срочными поручениями. На пороге спальни Шенк обернулся и, поглядев на Сьюзен, громко причмокнул губами. После этого он, однако, так быстро вышел, что я не успел решить, стоит ли наказывать его или нет.

Украденный автомобиль Шенк бросил в Бейкерсфилде, а вместо него угнал вместительный фургон марки «Шевроле». Теперь этот фургон стоял на дорожке перед усадьбой Сьюзен.

Сев в кабину, Шенк запустил двигатель и медленно поехал к выезду с территории поместья. Я открыл для него высокие раздвижные ворота и снова запер, когда «Шевроле», негромко урча мотором, выкатился на улицу.