Она присмотрелась… нет, вроде губы у Ирины не синие. Просто бледные, бескровные.

Лучше не думать ни о чем таком, лучше не думать! Потому что, если дело в грибах, рано или поздно заболеют все, кто их ел. Сама Лидия не слишком-то их жалует (она только шампиньоны любит — желательно сырыми, с майонезом и зелеными оливками, так ведь где тут возьмешь шампиньоны, да еще сырые, да еще с майонезом и оливками?!), но Алексей тоже любит грибы.

Лидия покосилась в его сторону. Нет, у него-то вид совсем не больной, только очень уж угрюмый. Можно не сомневаться, что он приходил ночью, а дверь… ну, с дверью Лидия почти разобралась, не разобралась только, кто ей такую пакость подстроил.

А какие взгляды Алексей то и дело мечет на ее руку! Ну да, кольца-то подаренного нет. И как объяснить, почему? Исчезло ночью? Ну да — во время пробежек с домовым! Ужас, конечно…

Мелькала мысль — впрямую высказать, что она обо всем этом думает: все эти обвинения в «дружбе» с домовым — вранье, доказательства подтасованы, ее просто кто-то хочет оклеветать. Но кто? Вот в чем вопрос! Лидия не готова вот так, очертя голову, бросить обвинение в лицо людям, которые ей дороги. И даже если тут каким-то образом замешана Ирина, Лидия не желает об этом знать! Честно говоря, она даже не хотела бы, чтобы это все оказалось делом рук Фоминичны. Тетка-то очень славная, по большому счету, Ирину любит, как родную дочь, весь дом на ней, только она и держит в беспрекословном повиновении безалаберных дворовых девок, которые непроходимо ленивы и медлительны от безнаказанности: никто и никогда их даже пальцем не трогал, плетьми, многажды обруганными в произведениях русской классики, не стегал, с торгов не продавал… Насколько Лидии известно, покойный барин Гаврила Иваныч покричать любил, что да, то да, но рук не распускал.

А может быть, против Лидии «работает», выражаясь языком позднейших времен, тихий, незаметный Кеша? Да нет, с чего бы ему ее так-то невзлюбить? Хотя и любить особо не за что, особенно после того, как его все-таки отправили на деревенское кладбище — хоронить лоскутки от савана, которые притащила в гостиную Лидия. А впрочем, если разобраться, виновата вовсе не Лидия, а тот, кто эти лоскутки в гроб барина не положил. Ну да ничего, нет худа без добра, глядишь, с нынешней ночи привидение Гаврилы Иваныча перестанет шляться по дому.

Ну что же, время покажет. Вот пробьет полночь, и посмотрим, раздадутся ли знакомые шаркающие шаги.

Хотя Лидия ждет, всем существом своим ждет совсем других шагов… Но пока в доме царит полная тишина.

Какая это странная, ну очень странная штука — женское сердце! Подобных банальных восклицаний Лидия слышала и читала в жизни немало, однако только сейчас, в этой тихой тьме, глядя на медленное течение звезд по небу, она постигала и точность этого застарелого трюизма, и бесспорность его относительно ее собственного сердца. Она вся сосредоточена сейчас на мысли, придет Алексей или нет. Ей совершенно неважно ничто иное в мире. А ведь она заброшена черт знает куда, в чужое время. Здесь, в этом времени, идет война. Причем война эта подступает все ближе к Затеряеву. Кеша, вернувшись, рассказал, что в окрестных деревнях уже появлялись французские мародерские отряды. Как правило, метут все подчистую, однако самой деревеньке Затеряевке, что неподалеку от усадьбы, повезло. Туда прибыл отряд под командованием какого-то доктора, который крестьянских запасов трогать не стал, забрал только все новое полотно из всех сундуков и скрынь (девки выли по своему приданому на разные голоса!) и посулил, что грабить эту деревню никто не станет, если бабы за два дня (через два дня он обещал воротиться) нащиплют довольное количество корпии. Во французских лазаретах была в корпии такая нехватка, что даже мох приходилось для перевязок использовать. И хоть бабы корпию щипать были не приучены, они все ж засели за работу…

Услышав это, Ирина тут же начала причитать — корпия-де нужна и в русских лазаретах, они тут какие-то дурацкие одеяла шьют вместо того, чтобы помощь оказывать посильную раненым защитникам Отечества, — однако Лидия охладила ее порыв прозаическим напоминанием о том, что нащипать корпии они могут сколько угодно, да как ее этим самым раненым защитникам Отечества доставить? Где находятся русские лазареты — неведомо. А щипать для того, чтобы она стала добычей французов, — ну какой смысл?!

— Да что вы, барышня, к нам в усадьбу ни один француз не доберется! — ухмыльнулась Фоминична. — Затеряево, одно слово!

— Ну до деревни ведь они добрались, — сухо возразила Лидия, однако Ирина с жаром поддержала Фоминичну и принялась рассказывать про непрохожие тропы, заколоделые дороги и всякие прочие препятствия, которые не под силу будет одолеть врагу, и он, конечно, никогда, никогда не придет в усадьбу! Голос ее при этом дрожал, в глазах копились слезы, и Лидия с жалостью поняла: Ирина прежде всего себя убеждает в том, что им всем, а прежде всего — Алексею, ничего в Затеряеве не грозит. Сует, словом, голову под крыло, как страус… Хотя нет, страус прячет голову в песок, а под крыло ее сует глупенькая курица.

Лидия вздохнула и не стала спорить, вполне уподобившись Ирине. Ведь если признать, что Затеряево может оказаться в опасности, стало быть, им всем, а Алексею — первому, надо куда-то уезжать, искать новое укрытие. А куда уезжать, где его искать? Да негде, вот в чем дело! Странствие по лесным дорогам в поисках русских регулярных войск может для Алексея закончиться случайной встречей с французским отрядом. И тогда его точно не помилуют!

Нет, Ирина, пожалуй, права. Лучше ничего не знать, не видеть, не слышать, лучше не думать о будущем, жить одним днем, вернее, одной ночью, вот этим ознобным ожиданием шагов любимого, желанного за дверью…

Ночь шла, шла. А Алексей — нет.

Пробило полночь. Полная тишина в доме! Ничьих шагов не слыхать. Ни Гаврилы Иваныча, ни Алексея.

А может быть, Алексей ждет крика первых петухов, чтобы не столкнуться с призраком? Тогда, в ту их незабываемую ночь, он пришел тотчас после того, как они отголосили.

Ну вот, наконец-то началась петушья перекличка! Теперь уже, конечно, скоро…

Лидия считала минуты. Тишина, тишина. Звезды текут, текут, небо кажется огромной черной рекой, по которой плывут бледные самосветные искры…

Начали слипаться глаза, но она встряхнулась. Нет! Она до утра спать не станет, но Алексея дождется!

А если… а если он решил больше не приходить?!

Лидия резко села, прижимая руки к больно, мучительно забившемуся сердцу.

Да, похоже на то! Ведь когда она уходила вчера из столовой, Алексей даже не взглянул в ее сторону. Осторожно пил горячий медовый взвар, угрюмо косился на Фоминичну, которая тасовала свою, уже всем порядком осточертевшую старую карточную колоду, невпопад отвечал Ирине, а Лидии… а Лидии он пожелал спокойной ночи!

Фоминична скрытно ухмыльнулась. Ирина тоже спрятала улыбку, а Лидия обиделась, решив, что Алексей намекает на ее ночные скачки в обществе домового. Конечно, вроде бы молодые господа гордились тем, что не верят в болтовню дворни, что они выше предрассудков, однако же все они — дети своего времени, и нельзя вот так, запросто отрешиться от того, что сознание впитывало с младенчества.