Джастин поджал губы, как утопающий за соломинку хватаясь за слабую возможность узнать хоть что-то.

– Боюсь, это слишком сложно объяснить.

Аролас грациозно откинулся на спинку большого кресла и вытянул перед собой длинные ноги. Как лев, лениво развалившийся после охоты.

– Сегодня для меня не существует более важных и неотложных дел, чем моя дражайшая сеньорита Эвелина.

Джастин изменился в лице, когда услышал, с какой нежностью в голосе этот мужчина говорит об Эвелине. Может быть, этих двоих объединяет не только одна крыша над головой? Может, этот ублюдок на своем мелодичном языке шепчет ей нежные слова во время… Маркиза охватил гнев, и он стиснул кулаки, чтобы совладать с собой. У него внезапно пересохло во рту, и он облизнул губы.

– Как она? Я хочу сказать, вы достаточно хорошо о ней заботитесь?

– Мне очень дорога сеньорита Эвелина. Я высоко ценю дружбу, которая нас связывает. – А затем испанец с горечью в голосе спросил: – Если говорить о вас, кажется, вы этого как раз не делали?

В гостиной воцарилось гробовое молчание.

– Я могу только предполагать, что вы каким-то образом причастны к задержанию неуловимого и бесстрашного Салливана. Пойдя на это, вы тем самым предали нашу милую Эвелину. – Аролас вопросительно изогнул темную бровь. – Это, разумеется, всего лишь моя догадка.

Джастин выпрямился и гордо поднял голову. Он не позволит проклятому испанцу дразнить себя. Резко повернувшись, он направился к двери.

– Просто заботьтесь о ней, Аролас. Иначе вам придется отвечать передо мной.

С прытью, которой Джастин от него не ожидал, испанец внезапно вскочил с места и подлетел к маркизу, схватив его за галстук.

– Вы советуете мне заботиться об Эвелине так же, как о ней позаботилось ваше правительство? – прошептал он, сверля Джастина горящими от гнева глазами.

Маркиз стоял, не шевелясь. Он не мог не согласиться с тем, что сказал Аролас. Испанец тысячу раз прав: Джастин виноват. Виноват во лжи, предательстве, попытках запугать и в гораздо более тяжких грехах. Баркли понимал, что проницательный испанец видит в его глазах раскаяние. На воре шапка горит. Ну и пусть! Ему все равно. Зато Джастин может сделать для Эвелины хотя бы эту малость – он может ее предупредить!

– У нее очень опасные враги, – выдавил из себя Баркли, тяжело дыша. Хотя ему трудно было произнести слова, которые противоречили его собственным желаниям, ради безопасности Эвелины он все же был вынужден сказать: – Ей лучше покинуть страну.

Аролас прищурился и спросил тихим голосом, от которого у Джастина кровь застыла в жилах:

– Вы ей угрожаете? – И еще туже затянул галстук на шее маркиза.

С трудом пошевелившись, Баркли покачал головой.

– Я бы никогда не посмел ее обидеть.

– Ха! – Аролас так резко отпустил Джастина, что он попятился и упал на пол. – Вы, англичане, чифладос!

Не успел маркиз подняться, как Аролас повернулся и вышел из комнаты. Джастин схватился за голову. Как он мог пасть так низко?

В этот миг Аролас неожиданно вернулся в гостиную.

– Совсем забыл. Она хотела, чтобы я передал вам это. – Он небрежно швырнул что-то под ноги Джастину.

На ковер с глухим стуком упало кольцо. Баркли поднял его и очень долго, задумавшись, смотрел на золотой ободок. Он не знал, сколько так просидел – не двигаясь, молча взирая на подарок, который ему вернула Эвелина. Когда наконец Джастин поднял голову, Аролас все еще стоял рядом, сверля его глазами.

– Только исключительно верному и преданному мужчине под силу залечить раны, которые вы нанесли сеньорите Эвелине, – елейным голоском произнес Аролас.

Приступ дикой ревности охватил Джастина.

– И утешение Эвелины вы берете на себя?

Аролас коварно усмехнулся.

– Для моей Эвелины я готов на все, – Он прищурился. – На все без исключения!

Джастину хотелось ненавидеть этого человека. Но умом он понимал, что Аролас мог дать Эвелине то, чего не мог дать он сам – дом, где тень предательства не будет маячить у нее за спиной. Баркли поднялся с пола и отряхнул свою одежду. Не сводя глаз с кольца, которое он продолжал бережно держать кончиками пальцев, Джастин сказал:

– Не надо злорадствовать.

Аролас досмотрел на него оценивающе и спросил:

– Вы когда-нибудь встречались с отцом сеньориты Эвелины, мистером Амхерстом?

– Не имел чести.

– Он был прекрасным человеком, – заметил Аролас. – В наше время таких людей почти не осталось. Когда встречаешься с таким человеком, это производит неизгладимое впечатление. Мистер Амхерст был великолепным оратором. Его яркие речи, заставляли задуматься. И так тонко, что ты даже не догадывался, что это он изменил твою точку зрения. У Амхерста имелись четкие жизненные принципы, от которых он никогда не отступал. – Аролас нахмурился. – Порой он был даже слишком принципиален. Интересы родины для этого человека всегда стояли на первом месте. Даже его семья не имела для него такого большого значения, как долг и отечество. Нелепо даже подумать о том, что для мистера Амхерста что-то могло быть важнее родины!

У Джастина появилось ощущение, что он попал к ясновидящему, который способен ответить на любой, вопрос, но он растерялся и не знает, о чем его можно спросить. И не уверен, получит ли на свой вопрос прямой ответ. Волнуясь, он облизнул пересохшие губы.

– Вам известно… чем занимался сэр Амхерст перед своей смертью?

Аролас улыбнулся, показав белые зубы.

– Разумеется, он занимался дипломатией.

– Эвелина не участвовала в его делах?

Темно-карие глаза испанца сверкнули.

– А вы сами как думаете?

– Я готов поклясться, что нет.

– Почему? Потому что она – женщина? – Аролас произнес слово «женщина», как будто это была высшая похвала. Как будто работа в разведке была грязным, постыдным делом, недостойным человека с высокими нравственными принципами. Хотя шпионская деятельность и являлась таковой на самом деле.

– Потому что Эвелина – искренняя и честная женщина. Конечно, она умна и проницательна. Но хитрость, склонность к обману и закулисным интригам – качества, необходимые для шпиона, – ей несвойственны.

– Вижу, вы не равнодушны к этой девушке.

Джастин пожал плечами, не желай посмотреть правде в глаза и понять, насколько сильными стали его чувства к Эвелине.

– Я глубоко уважаю ее.

Аролас поднял бровь.

– Ваши слова не похожи на признание в любви. Но в конце концов, если бы вы действительно ее любили, вы бы не предали Эвелину так жестоко.