Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но, капитан, они же исполняли свои роли. Это ведь всего только игра.
– Для меня это смотрелось вполне жизненно, да и для…
– Для?..
Неужели он готов упомянуть имя мистера Милнера?
– Для всех остальных зрителей, находившихся в театре, я бы так сказал.
В этом он был прав. Человек театра, мистер Уитли, тоже заметил и отметил это.
Негромко хлопнула дверца почтового ящика. Пару секунд никто из нас не двигался.
– Вторая доставка почты, – произнес капитан.
Он напрягся, сидя в своем кресле, и изо всех сил сжал ладони в кулаки.
– Я подойду.
Он кивнул.
Я вышла в прихожую. На коврике под дверью лежало одинокое письмо. Адрес на конверте был написан теми же печатными буквами, что и на предыдущем.
КАПИТАН Р. О. УОЛФЕНДЕЙЛ К. В.
29 СТ-КЛЕМЕНТ-РОУД
ХАРРОГЕЙТ
Единственной разницей с предыдущим адресом было то, что слово «капитан» и сокращение награды «Крест Виктории» – «К.В.» – оказались подчеркнуты. Что это означало? Было ли каким-нибудь намеком или насмешкой? На конверте была наклеена местная марка за один пенс, погашенная почтовым штемпелем сегодня в 6.25 утра в Харрогейте. Я положила конверт на откидную доску секретера. Капитан протянул мне нож для бумаг. Послание гласило:
ТЫСЯЧА ФУНТОВ И ВЫ ПОЛУЧИТЕ ОБРАТНО ЛЮСИ ЖИВОЙ
ОСТАВЬТЕ НАЛИЧНЫЕ В ПОЛДЕНЬ ПОНЕДЕЛЬНИКА В ДУПЛЕ СТАРОГО ДУБА В ДОЛИНЕ САДОВ ЗАТЕМ СТУПАЙТЕ ДОМОЙ
ЕСЛИ СООБЩИТЕ ПОЛИЦИИ ОНА УМРЕТ
В конверте была еще прядь темно-русых шелковистых волос, заплетенных в косу и перевязанных шпагатом на обоих концах.
– Это определенно волосы Люси, – проговорил капитан.
– В адресе на конверте ваше воинское звание и награда теперь подчеркнуты. Как вы считаете, что это может значить?
Его довольно крупный кадык непроизвольно дернулся, когда он сглотнул слюну.
– Понятия не имею, – ответил он ровным голосом, в котором мне все же послышался оттенок беспокойства. Или же подавленный страх?
– Была Люси знакома с кем-нибудь из ваших сослуживцев по армии? Или, возможно, с кем-нибудь, кого возмущает то, что вы там делали?
Я пыталась найти хоть какие-то зацепки. Еще учась в школе, я слышала о Эмили Хобхаус и проводимой ею кампании против концентрационных лагерей, в которых мы, британцы, содержали бурских женщин и детей после того, как их дома и фермы были разрушены.
– Напомните мне, капитан. Ведь было же какое-то оскорбительное прозвище для тех людей, которые не поддерживали нашу войну в Южной Африке. Как их называли?
– Мы, патриоты, называли их крикунами или буролюбами.
– Здесь может иметься какая-нибудь связь? – спросила я.
– Да не может здесь быть никакой связи, – отозвался он слишком горячо. – Все это было целую жизнь тому назад!
– Мистер Милнер ведь был на бурской войне. Причем в звании капрала, если не ошибаюсь.
– Что все это имеет общего с исчезновением Люси? – поинтересовался капитан.
– Не знаю. Можете назвать это инстинктом. Я, конечно, могу ошибаться, но у меня чувство, что здесь есть какая-то связь.
Я чутьем нащупывала свой путь, предполагая различные варианты. Одним из предположений было то, что капитан промотал наследство Люси, оставленное ей родителями, а мистер Милнер знал об этом. И решил, чтобы спасти Люси в финансовом отношении, сделать ей предложение, за которое она была бы ему благодарна. Неужели капитан боялся потерять лицо, если бы Милнер открыл то, что знал?
Теперь я жалела о своем обещании не обращаться в полицию до конца дня.
– В этих делах имеет значение только сегодня, – произнес капитан, снова сглотнув, – но отнюдь не прошлое. Имеет значение то, что надо разобраться с этим, прежде чем двигаться дальше. Вы сказали, что поможете мне.
– Очень хорошо. Я поговорю с парой-тройкой других актеров.
Я собиралась начать с Дилана Эштона, агента по недвижимости, который играл в спектакле потерявшего голову от любви и обреченного на смерть молодого человека.
Капитан проводил меня до двери.
В прихожей я повернулась лицом к нему.
– С тем богатым человеком, который хотел жениться на Люси, вы обсуждали его предложение вчера после обеда, во время игры в «Призванного на службу»?
Он уставился на меня непонимающим взглядом.
– Что…
– Я только что заметила эту игру на вашем столе, и вы также играли в нее вчера во второй половине дня. С человеком со светло-рыжими волосами и красноватой шеей. Я видела вас через окно.
Я поймала его. Мускулы на его лице напряглись. Кожа его лица была покрыта «вечным» темно-коричневым загаром от солнца Африки и выдублена погодой за многие годы на службе Империи, но после моих слов потемнела еще сильнее. Для меня это было вполне исчерпывающим ответом. Вчера во второй половине дня капитан Уолфендейл и мистер Лоуренс Милнер, в прошлом капрал Милнер, сидели у камина и играли в «Призванного на службу».
– Итак, капитан?
– Да, – ответил он едва слышно. – Милнер был здесь вчера. Порой он заходил ко мне, приносил бутылку виски и пакет табака. Он знал, что я почти не выхожу из дома.
Южная Африка, сентябрь 1900 года.
Особое задание застало капитана Уолфендейла той весной почти в центре страны, когда он уже миновал Кимберли и направлялся к Ледисмиту. Плодородные земли страны, протянувшиеся подковой в области селения Виттенберг, находились в зоне британских войск и неплохо охранялись. Теперь стояла задача гарантированно обеспечить их недоступность для буров. Буры имели обыкновение жить с перерывами на войну. Капитуляция во вторник, перегруппировка сил в среду, наступление в четверг. Но только если в перерывах они могли добыть себе пропитание и воду.
При ярком свете взошедшего солнца, глядя на ящерку, греющуюся в солнечных лучах на валуне, мимо которого он проезжал, Уолфендейл мог почти забыть, что «братец бур» совсем недавно проделал с ним. Его плечо, еще случалось, подводило его, а ногу порой сводила судорога.
Он легко сидел в седле, серенький пони мерно перебирал ногами, идя устойчивой рысью. Его денщик, сержант Лэмптон, следовал за ним, чуть позади шагал небольшой отряд пехотинцев. Слава Богу, что так много африканцев сражается на их стороне. Они смогли найти брод, когда капитан вывел отряд к излучине реки и не знал, как переправиться через нее. Когда задание будет выполнено, кафры[47] могли рассчитывать на награду. Это чувствовалось в энергии их движений, слышалось в тоне их голосов. По вечерам, на стоянках, они устраивали импровизированные концерты, играли на местных музыкальных инструментах и пели, обратив лица к звездам. Однажды он спросил, о чем они поют, но не сумел понять ответа.