– Ему очень повезло, что началась рвота. Правда, очень повезло. Миссис Кингсли, раньше ваш муж уже пытался покончить с собой таким способом?

– Покончить с собой? Но я не думаю… Я имею в виду, я уверена, он не собирался… – Клэр умолкла. Врач смотрел на нее в упор. – Я уверена, это не то. Он принимал таблетки от нервов. Иногда он… он не мог заснуть. – Ее голос дрожал.

– Нельзя игнорировать подобные вещи, это не приведет ни к чему хорошему, миссис Кингсли. Я уверен, что сейчас его жизнь вне опасности. Пусть отдыхает, давайте ему много жидкости, через несколько часов я зайду его проведать.

Прошло немало времени после ухода врача, прежде чем Клэр нашла в себе мужество войти к мужу. Она боялась увидеть того бескостного незнакомца с серым лицом, но не меньше страшила ее и встреча с Бойдом. Она понятия не имела, о чем с ним говорить и что предпринять. Тихо, словно мышка, она прошмыгнула в комнату, стакан у нее в руке трясся так, что вода готова была выплеснуться. Она надеялась, что он спит, но он сидел с открытыми глазами, опираясь на гору подушек, в лице у него не было ни кровинки.

– Ну как ты? – спросила она, словно он подхватил легкую простуду. При взгляде на нее на глаза у Байда навернулись слезы. Он крепко смежил веки, словно не мог вынести ее вида. Клэр поставила стакан с водой рядом с ним и взяла его руку, собираясь с духом. – Ты расскажешь мне о том, что случилось, дорогой? Пожалуйста, не молчи, – попросила она так мягко, как только могла.

Бойд поднял на нее взгляд, набрал в грудь воздуха. Но после минутного размышления отрицательно покачал головой:

– Я не могу, Клэр. Ты из всех людей… Не могу. Прости меня. Прости. – Его голос звучал сипло. Ты из всех людей. Какое-то время она размышляла над значением этих слов.

– До этого ты говорил, что «они» приходили сюда. Кого ты имел в виду, дорогой? Это были… были твои старые знакомые? Друзья Эммы? – Она не представляла, что еще могло до такой степени расстроить Бойда, воскресить старое горе, заставив его всплыть из глубин сознания. После того как они поженились, она часто удивлялась, что он никогда не касается этой темы. Словно оберегая Клэр, не желая, чтобы тень первой жены заслонила вторую. Возможно, такая сдержанность была губительна, и этот внезапный взрыв был неизбежен. Ей бы следовало догадаться, что раньше или позже это обострится, как болезнь, свалит его с ног. И она сама убедила его отправиться в то единственное место на всем свете, где такое обострение было наиболее вероятно. Ее охватило чувство вины. – Прости меня, – сказала она и поцеловала его руку. – Тебе следовало больше говорить о ней. На самом деле я сама должна была побуждать тебя к этому. Говори, если тебе от этого легче, не нужно бояться, что это меня как-то заденет. Нет, правда.

Бойд ничего не сказал в ответ.

Жизнь потекла дальше, но что-то изменилось. Вечером Клэр задернула занавески, зажгла свет и заварила чай. Она гнала от себя чувство, что земля уходит у нее из-под ног. В течение следующих нескольких дней она старалась поймать мужнин взгляд, улыбнуться ему, а он, казалось, вовсе ее не замечал, и сердце Клэр сжималось от мысли, что он никогда не сможет любить ее так же, как Эмму. Но она решила, что ее любовь к нему и его сыну – это главное, остальное не так уж важно. И он тоже ее любил, она была уверена в этом, пусть после Эммы ей достались лишь остатки его любви. Но и этого было довольно. Спустя три дня, поздно вечером, Бойд наконец решился заговорить, и в темноте его голос звучал по-другому, непривычно.

– Я… я бы умер без тебя, Клэр. Ты ангел. Я бы умер без тебя.

Клэр машинально улыбнулась, хотя он и не мог этого видеть. Никогда еще он не был с ней так откровенен, никогда не говорил ей о своей привязанности. Она улыбнулась, ожидая, что на нее нахлынет счастье, и не могла понять, отчего этого не происходит. Возможно, из-за того, что говорил он так убежденно, так категорично, ей не хотелось, чтобы это было правдой, не в буквальном смысле, ведь и с ней может что-то случиться, как с Эммой. Внезапная болезнь, внезапная смерть. Она все думала, думала и думала, чувство вины заставляло ее снова и снова прокручивать в голове события – что было бы, если бы она не уговорила его поехать в Нью-Йорк, что было бы, если бы она не пошла в тот день на ланч, если бы сумела убедить его раньше не таиться со своим горем, – хотя внутренне она понимала, что этот кризис все равно случился бы. Она понимала, что это еще не конец.

Все остальное время их пребывания в Нью-Йорке Бойд был еще более отстраненным, чем в первые дни знакомства. Она пристально следила за ним, стараясь не дать ему это почувствовать. Замечала малюсенькие капли пота на лбу у корней волос и над верхней губой. То, как неловко вертит он в руках вещи, словно пальцы его не слушаются. Она видела, как при разговоре с людьми он отводит глаза и как их слова проскальзывают мимо его сознания. Как он часами просиживает над своими чертежами, не изменив ни единой линии. Когда подошел срок подачи проекта, она застала его за тем, что он просто стоит, уставившись в пространство. Она не могла придумать способа снять заклятие, вызволить его. Она чувствовала себя так, словно стоит на краю обрыва, заглядывая в пропасть, и ее сердце начинало колотиться всякий раз, когда она заговаривала с ним.

– Мы можем просто уехать домой. Ведь так? – тихо произнесла она за завтраком. – Если проект готов, мы можем уехать. Нет необходимости задерживаться дольше. Нам незачем присутствовать на приеме… – Она вдруг поняла, как истосковалась по дому, ей до боли захотелось вернуться. Она мечтала оказаться в Хэмпстеде, в их доме с террасой и маленьким квадратным садиком, чтобы из школы вернулся Пип, пахнущий карандашной стружкой, и попросил обнять его. Она мечтала о понятных вещах, в отличие от их поездки в Нью-Йорк, которая уж точно не походила на медовый месяц.

– Уехать? Я не могу уехать! – ответил Бойд, переходя почти на крик. Он отчаянно затряс головой. – Я не могу уехать домой. Я должен быть здесь.

– Ладно, – пробормотала она, и в этот момент он вновь был совсем чужим. В глубине его существа пряталось нечто такое, чего она не узнавала. – Можно мне посмотреть на твои эскизы? – спросила она.

Он вздохнул и отвел взгляд.

– Да, если хочешь. Они забавные, – сказал он. Но они не были забавными. Бойд спроектировал здание величественное и одновременно элегантное, простое, но приковывающее внимание. Чего в нем не было, так это новаторства. Это был превосходный образец европейской архитектуры в стиле боз-ар, он прекрасно смотрелся бы где-нибудь на Елисейских Полях. Там не было ни египетской часовой башни, ни остроконечных обелисков, никакой экзотики. Клэр попыталась скрыть свое замешательство, если не сказать разочарование. Казалось, ему нет никакого дела до ее мнения, но все же она высказала его, стараясь, чтобы ее слова прозвучали как можно увереннее.

– Я думаю, это прекрасно, Бойд. Просто великолепно.

– Правда? – спросил он. Но подтверждение ему не требовалось. Вопрос прозвучал насмешливо, и слова одобрения замерли у нее на губах.

Когда они вошли в просторный холл отеля «Астор», где был устроен прием, Клэр почувствовала, как по телу Бойда пробежала дрожь, его бил озноб, словно он мерз в этот теплый майский вечер. Клэр было совершенно безразлично, что на ней гораздо меньше украшений, чем на других дамах, что платье у нее совсем не модное. Ей было безразлично то, что на нее смотрят свысока и называют странной. Ей даже было безразлично, выберет ли банк проект Бойда. Ей хотелось лишь уехать, уехать из Нью-Йорка, вернуться домой с надеждой, что человек, за которого она вышла замуж, вновь станет прежним. У того человека на сердце лежала грусть, и это ей было хотя бы понятно. Но она ничего не знала о его безымянном ужасе, о трещине в его душе, которая, казалось, все ширилась. Он ни с кем не говорил, просто пил с мрачным упорством, и его взгляд скользил по лицам, по углам, словно он опасался, что за ним следят.