— Чувствую нечто похожее, — кажется, пропела она.

Больше скрывать было нечего, нечего и стыдиться. Разве только долгого самообмана, с которым я собирался покончить.

— Я люблю тебя, сон мой. Наверное, как никого и никогда, — признался.

Соня потерялась, обомлела. Дважды открыла и закрыла рот, силясь что-то сказать, только не нашла слов. А я собрался подкрепить свои действиями.

Рывком уложил на подушки голубку, та вскрикнула.

— Любимая моя, — попробовал на вкус.

Мы лихорадочно переплелись. Желал бы, не нашел, где заканчивался я и начиналась она.

Рука к руке, пальцы цеплялись, ласкали друг друга, чтобы тотчас отпустить и гладить волосы, шею. Глаза в глаза: мы насмотримся на тела потом, сейчас не могли оторваться, разглядывая целый мир, душу напротив. Губы на губах не расставались ни на секунду — то медленно, до боли аккуратно, то жадно, нагло и не щадя.

И свет перестал быть помехой, сейчас он освещал то, о чем вчера мы умолчали, а сегодня делились шепотом и стонами. Мы забрались так близко, будто под кожу друг другу. Только хотелось еще дальше, глубже, до самого сердца, которое стучало, как ненормальное. И в унисон.

Бархатная кожа Сони сводила меня с ума, дурманила. Я так боялся, что оставлю следы, сдерживал себя, продолжал нежно, но то и дело терял контроль. Ключица, плечи — им досталось больше всего.

Я рисовал узоры на девичьем теле, и, казалось, это мог быть тот самый шедевр, что превзошел бы Зиму. Я рисовал сердцем. Длинные мазки — от скул до бедер, от груди до кончиков пальцев. Только заканчивал один эскиз, Соня немыслимо выгибалась, предоставляя мне новый чистый холст.

Секунды превратились в минуты, минуты растянулись в часы. Комната пропиталась счастьем, мы — друг другом.

Голубка закинула ноги мне на спину, я теснее сжал узкую талию. Твою ж! Вокруг все закружилось в звездном водовороте. Салюты или фейерверки — слишком скромные названия тому, что творилось со мной. Скорее это походило на Большой взрыв. Начало начал.

Я никогда не занимался любовью прежде — сегодня осознал это совершенно точно. Всякое было: жесткий секс, романтика, быстрое или механическое удовлетворение примитивных потребностей, но даже близко похожее — вряд ли.

Соня играючи покусывала мой подбородок, терлась носом о щеку и бессвязно бормотала под ухом, а я не слушал. Поймал себя на глупой мысли, что счастлив и, кажется… любим? Второе за сегодня «никогда».

— Поймал, — произнес, заключая Соню в объятия.

Я задремал, а как проснулся, отыскал ее на кухне с телефоном в руке и, судя по дымящемуся напитку, не первой чашкой кофе.

Мне не понравилось, что Соня сбежала и оставила меня в пустой кровати. Но я не мог на нее злиться, когда она так смотрела — заигрывая и с вызовом.

Мои руки скользнули по тонкой талии ниже и легли на живот. Голубка выдохнула, когда я поцеловал соблазнительную впадинку на ключице. Заблокировала и отложила айфон, рассмеялась, почувствовав, как я провел языком вдоль шеи.

Боги, наверное, это могло продолжаться вечно. Наверное, дай мне волю, я бы отгородился от пейзажей за окном еще на сутки точно.

— Вла-ад, — протянула зараза, снова пробудив желание. — Пора выбираться из квартиры, уже полдень.

Вместо ответа прижал Соню теснее к себе. Поняла все без слов, ахнула.

— Ну, Вла-ад. — Кажется, звучание моего имени из ее уст становилось наркотиком. — Я обещала маме заехать днем. Ей нужна помощь.

Еще одно движение бедер через тонкую ткань белья и ночной рубашки. Руки гладили изгибы, грудь, голова кружилась от остроты ощущений, я зарычал. А после резко отпустил девчонку, шагнул к раковине и набрал стакан воды из фильтра. Соня пошатнулась и вцепилась в стол до побелевших пальцев.

— Конечно, — невозмутимо ответил я. — Прогуляемся потом? Погода отличная, а я уже много лет не был в городе. Покажешь, как все изменилось.

Голубка тяжело дышала, смотрела на меня испепеляющим взглядом. О этот огонь в глазах! Хоть сейчас бросай все и пиши картину с нее — огненная фурия.

— Еще хочу, — прошептала еле слышно, будто виновато.

Я не сдержал смех, она была невероятна. Прижал к груди и съел весь кофейно-молочный привкус с губ.

Время незаметно подобралось к часу, мы успели совершить грехопадение еще не раз. Сейчас лежали на скомканных простынях и смятых подушках и не переставали любоваться друг другом, трогать, запоминать: крохотную родинку на щиколотке, шрам под коленкой, светлое пятно под левой грудью рядом с татуировкой голубки, едва заметную россыпь веснушек на лице. Я вбирал каждую деталь, впитывал много, всю, а желал еще больше — прямая пропорциональная зависимость.

Ее пальцы гуляли вдоль моего предплечья и начали плавно спускаться ниже по руке. Все мысли испарились, туман рассеялся. С каждым сантиметром мышцы напрягались сильнее, проступали вены. Я дышал медленнее с каждым вздохом. Все потому, что Соня подбиралась к главному моему секрету. Остановилась на кожаном браслете, туго затянутом на запястье, нахмурилась и прикусила губу, не решаясь посмотреть в глаза.

В жизни каждого наступал момент, когда любой шаг был предельно важен — и шаг вперед, навстречу, и назад, в тень. Вот и мой черед пришел.

Все, что случилось «до», — приезд, признание, все это было лишь прелюдией. И буду честен с собой: до этого мгновения не знал, как в конечном итоге поступлю. Имелись пределы моей приязни, существовали лимиты моего доверия, так было всегда. Но так было до встречи с Соней. Поэтому я зажал в тиски все ужасы прошлого и на выдохе развязал коричневый ремешок. Я обнажил перед голубкой шрам, который мог стоить мне жизни, — поперечную полосу на запястье.

Соня поднесла к отметине пальцы, но побоялась коснуться, водила по воздуху в миллиметрах от кожи, чертила узоры. Казалось даже, ощущал фантомные прикосновения. Вскоре заметил, что ее глаза наполнились слезами.

— Ты что удумала?

Захватил лицо в плен и расцеловал щеки.

Эта девчонка сводила с ума неподдельными эмоциями. Она проживала их так искренне, пропускала через себя и невольно заставляла всех вокруг проникаться ими. Что она творила со мной!

Соня повернула голову и оставила влажный след губ на шраме, зажмурилась, будто забрала боль. Я загляделся немыслимой картиной.

Не гордился своим поступком, очень глупым поступком, но и делать из него тайну за семью печатями не видел смысла. Да, не любил распространяться на этот счет, но давно осудил и простил себя за все. Даже согласился со словами психолога о том, что пытался таким образом привлечь внимание, а не уйти из жизни, пытался манипулировать, все еще не осознавая масштабов предательства. Ведь до последнего не верил, что Лиля наплюет и, дождавшись скорую, навсегда уйдет из моей жизни.