— Смотря что, — Ксюша не собиралась давать ему повод отвязываться от нее.

— Про него и про Анну… Монс вроде. — Он сунул руку во внутренний карман пиджака, вытащил нелепый копеечный блокнотик и произнес: — Точно, Анна Монс. Слышала?

— Кто же про нее не слышал?

Ксюша поняла, что зря она это сказала: вот Игнат-то как раз и не слышал. И выражение лица у него сделалось обиженным, словно его уличили в недостатке образования. Мол, приличный человек просто-таки обязан знать подобные вещи, а если не знает…

— Ее еще «Кукуйской царицей» называли. — Ксюша слизала капельку соуса, пытаясь определиться, с чего начать. — Будучи в изгнании, молодой царь Петр очень близко сошелся с иноземцами, в частности с Лефортом. На это знакомство смотрели сквозь пальцы, считая, что особого вреда от него не будет. Царь под присмотром, козней против сестры не строит, и пусть себе развлекается, главное, чтоб к власти не сильно рвался…

— А он прорубил окно в Европу.

— Да, но немного позже. Хотя, наверное, с этого и началось. Лефорт же счел это знакомство весьма полезным и — со своей стороны — сделал все, чтобы заинтересовать Петра. В Немецкой слободе все было иначе… ну, я так думаю. Это как другой мир, в который Петру позволено было заглянуть. С одной стороны, дом и царица с ее приверженностью старому укладу, неторопливому, сонному. Бесконечные молитвы, сидение у окошка, разговоры о божественном… или сплетни. С другой — веселый Кукуй, где иностранцы курят табак и музыку слушают.

Игнат проводил взглядом парнишку с сигаретой в зубах и плеером на поясе.

— Тогда, по российским законам, за курение табака полагалось рвать ноздри клещами и клеймить, — пояснила Ксюша. — Да и музыка, помимо церковной, мягко говоря, не одобрялась.

— Да уж…

— Вообще, развлечения были специфическими… довольно-таки. Казни, вот… долгие, кровавые. Петр потом и сам частенько за топор брался, например, когда стрелецкие головы после мятежа летели. Еще — травля зверей… медведя. Волка. Порою — и людей… а в Немецкой слободе все было иначе. Там не было калик перехожих, юродивых, нищих. Грязи, обычной для московских улочек. Напротив, все было чисто и аккуратно, люди приветливые, и каждый рад царю. Свои-то ему не особо радовались, не знали, за кем еще власть останется. А немцы спешили его к себе приглашать. Наверное, это было… удивительно? Все — другое, начиная с нарядов и заканчивая обычаями. И всякие диковины тут же… европейская наука уже шагала вперед, а в России жили по старинке. В Кукуе эта разница становилась особо заметна.

У бабушки получалось рассказывать интереснее. А если еще и папа брался рисовать… пара линий — и оживали перед Ксюшей виды старинных городов, с их узкими улочками, с удивительными и немного нелепыми — в нынешнем восприятии — домами. С людьми, которых давно уже не было на свете…

— Петр не только развлекался, но и учился. — Ксюша вытянула ноги. — Но мы о другом… там, в Немецкой слободе, он и встретил Анну Монс. Есть версия, что встреча эта была подстроена Лефортом, который спешил упрочить свою власть над царем и для того подсунул ему собственную любовницу. Анна была дочерью виноторговца, человека состоятельного и деловитого. Он дал Анне образование, что само по себе было удивительно для Петра. Вероятно, она была умна… многие ее современники говорили, что и красива очень… Как бы там ни было, к моменту знакомства ее отец был уже несколько лет как мертв, а дела семьи шли не самым лучшим образом. Пришлось отдать за долги мельницу и лавку, вдове с детьми осталась лишь гостиница…

Ксюша покосилась на начальника. Тот сидел, подперев подбородок ладонями, и разглядывал Хайда, а Хайд пялился на Игната.

— Да я слушаю, — словно оправдываясь, произнес Игнат. — Интересно! В школе… там все просто было. Петр пришел к власти, побил шведов, открыл выход к морю. А еще — Петербург построил. Вроде и все… про его баб нам никто не рассказывал.

Прозвучало это как-то обиженно, словно теперь, спустя многие годы, Игнат чувствовал себя обделенным по части информации.

— Итак, знакомство их состоялось, и красота Анны не оставила Петра равнодушным. Очень скоро Анна становится любовницей царя, а потом и фавориткой… Ее власть растет год от года, и это пугает многих, ведь Петр — уже не тот волчонок, которого Софья держит на цепи, чтобы выставлять его напоказ перед народом. Да и Софьи больше нет, зато есть царь, злопамятный и не собирающийся никому спускать былых обид. А еще — он чужой боярам. В нем теперь слишком много иноземщины, но привычки, выработанные веками, велят им подчиняться. И они терпят, надеясь, что царь вскоре перебесится. Он же и не думает останавливаться, спешит переделать Россию на манер Немецкой слободы.

Отец утверждал, что это были те самые «благие намерения». Ведь разве царь хотел дурного? Разогнать многовековой дурман, установить порядок, чтобы были вокруг чистота и благодать.

— Анна Монс — рядом с ним… он дарит ей дорогие подарки, к примеру, свой портрет, усыпанный алмазами. Или каменный дом в два этажа. Он выплачивает ей и ее матери пансион. А еще доходит до того, что он жалует ей целую волость с деревнями. Небывалой роскоши подарок! Более того, в угоду Анне царица Евдокия, законная жена Петра, отправляется в монастырь.

Игнат хмыкнул, непонятно, одобрял ли он подобный шаг царя или же выражал свое осуждение Петру.

— Петр в открытую живет с Анной. И ходят упорные слухи о том, будто он вновь готов жениться — на немке! Естественно, это не могло понравиться боярам. Они готовы терпеть иноземную любовницу, но никак не иноземную царицу. Вот только характер у царя не таков, чтобы ему можно было перечить.

— И что им помешало? — Игнат вытер пальцы клетчатым платком.

— Она сама… — Отказавшись от платка, Ксюша достала из сумочки салфетку. — Анна Монс царя не любила. Более того, есть свидетельства, что она с трудом выносила его присутствие. Для нее Петр был все-таки слишком диким и… русским. Ее пугали резкие перемены его настроения, то, с какой легкостью он впадал в гнев, его злопамятность и жестокость. Она принимала его знаки внимания, поощряла его. Терпела. Но — не более того, и, пожалуй, это чувствовалось. Ну, и слухи, конечно… Петр на многое закрывал глаза, к примеру, на то, что Анна — или же люди, к ней приближенные, — не стеснялись брать взятки, зачастую решали судебные тяжбы в свою пользу, исключительно пользуясь царским покровительством. Но любовник — дело иное. Нелепая гибель саксонского посланника приводит к обыску в его вещах. И среди всего прочего там находят любовные письма от Анны, а еще — ее медальон…

— Серьезный прокол!

— Да, пусть этот роман и не был свежей новостью — письмам на тот момент уже было несколько лет, — но такого оскорбления царь не простил бы… или простил бы, но окружающие поспешили воспользоваться ситуацией. Анна попала под домашний арест, который продлился три года. Имущество ее было конфисковано, а Петру спешно подсовывают новую красавицу, на сей раз русских кровей…

— И все?

— Ну… Анна позже получает свободу, ей даже позволено выйти замуж и покинуть Россию. Но с Петром она больше не пересекается. Вроде бы… я ведь только самые общие детали помню.